Международный музыкальный фестиваль "Шостаковичу посвящается"
в нижегородской консерватории закрылся 21 марта исполнением фортепианной и
вокальной музыки композитора.
В первом отделении
концерта прозвучала Вторая фортепианная соната си минор, соч. 61
в исполнении Беллы Альтерман, Заслуженной артистки России, профессора ННГК.
Как известно, эту сонату Дмитрий Дмитриевич
посвятил памяти Леонида Владимировича Николаева, своего учителя по
Ленинградской Консерватории. Он умер 2 октября 1942 г. в Ташкенте, куда эвакуировалась Ленинградская консерватория.
Шостакович сочинил ее весной 1943 г., впервые же
прозвучала соната 6 июня 1943 г. в Малом зале
Московской консерватории. Шел третий год Великой Отечественной.
В эти тяжелые военные годы он писал: "Жизнь
поставила вопрос о роли работников культуры. Мы защищаем свободу, честь и
независимость нашей Родины. Мы деремся за свою культуру, за науку, за
искусство, за все то, что мы создавали и строили" ("Шостакович",
Г.Орлов изд. "Музыка" 1966 г.).
В это время уже прогремел
по всему миру его протест, реквием войне и смерти - "Ленинградская" Седьмая симфония. Но пока еще была не написана Восьмая с ее ужасающей повседневностью,
обыденностью суровых военных будней Родины.
Личная потеря друга и учителя, скорбь неотвратимой
утраты, интимная драма человека, - вот те переживания, которые звучат во Второй
фортепианной сонате Шостаковича. Наверное, поэтому в ней преобладает
такая невыигрышная пианистическая фактура. Динамика произведения, лишь изредка усиливающаяся до меццо-форте, очень сдержанна. Это и понятно
- боль личной потери композитора меркнет перед потерями всего Отечества.
В таких рамках
исполнитель сталкивается с нелегкой задачей передачи всей гаммы сумеречных
пастельных красок, это по силам только неординарному пианисту. Белла Альтерман
с ней стравилась с достоинством. Нельзя отказать ей и в виртуозности и
техничности, но говорить об ее исполнении только такими, скрипящими как
канцелярский картон, штампами, значит не услышать в ее игре главного –
отношения одного человека к страданию и боли другого. Что же это, если не
агония безысходности - тот трепет крыльев, обреченно бьющейся в закрытое стекло
бабочки, которую зримо видишь, слушая Moderato? И как еще можно назвать те стежки
ниспадающие кварты, которыми прошила всю ткань сонаты Белла, как не нитью самой
судьбы? Не соглашусь полностью и с мнением, что "сюжетное восприятие"
Второй сонаты невозможно.
Белла Альтерман показала нам на этом фестивальном
вечере, что границ невозможного для профессионала не должно существовать.
Второе отделение концерта, как и премьерное
1943-го., состояло из вокальной музыки. В исполнении старшего преподавателя
Людмилы Рубинской прозвучали два цикла Шостаковича -
"Испанские песни" в переводе С.Болотина и Т.Сикорской и
"Сатиры" ("Картинки прошлого") для сопрано и фортепиано,
соч.109 на стихи Саши Черного. Этот поэт-сатириконец,
был необычайно популярен в 1900-1910-х годах, и долгое время находился под
запретом в сталинском СССР.
Около месяца назад Людмила Рубинская
на сцене консерватории исполняла партию альта в "Stabat Mater" Джованни Баттиста Перголези. Слушатели
знают эту камерную певицу по ее многочисленным концертам музыки эпох барокко и
классицизма. Есть у нее и свои почитатели, следящие за ее творчеством. Можно
предположить, что они получили вихрь свежих эмоций, услышав Людмилу в этот
вечер.
"Испанские песни" Шостаковича, написанные
для меццо-сопрано, изобилуют виртуозными "барочными" пассажами и
сложными ритмическими рисунками. В этом цикле певица блестяще показала
возможности своего голоса, идеальную дикцию и убедительно передала испанский
колорит. Но создать неподдельно-живые, выпуклые образы и ей удалось,
несомненно, при исполнении "Сатир".
Эти романсы Дмитрий Дмитриевич
сочинил в 1960 г. По
воспоминаниям Галины Петровны Вишневской ("Галина. История жизни" 1999 г.), однажды летом
того же года, он пригласил ее и Мстислава Леопольдовича Ростроповича к себе
домой и проиграл для них "Сатиры".
"Мы со Славой приросли к своим стульям,
совершенно ошарашенные, ошеломленные хлынувшим на нас
безудержным потоком сарказма и беспощадного злого юмора" (Г.Вишневская).
Шостакович, скромно поинтересовался – понравился ли
он ей и спросил, не откажется ли она его спеть. Получив горячее одобрение,
Дмитрий Дмитриевич попросил разрешения у Вишневской посвятить этот цикл ей.
Понимая, что такой текст с советской эстрады спеть не разрешат, Галина Павловна
подсказала ему "Сатиры" назвать "Картинками прошлого".
Получив "драгоценный подарок", Вишневская не понимала, как композитор
угадал в ней творческое прошлое – оперетту, эстраду. Ведь цикл, по ее мнению,
написан для эстрадной куплетистки с оперным голосом.
22 февраля 1961 г. в Малом зале Московской консерватории впервые прозвучал этот цикл.
Когда зазвучали строки "Пророка", люди в зале напряженно замерли, и
было от чего:
"Наши
предки лезли в клетки
И шептали там
не раз:
"Туго,
братцы, видно, дети
Будут жить
вольготней нас".
Дети выросли,
и эти
Лезли в клети
в грозный час
И шептали:
"Наши дети
Встретят
солнце после нас".
Нынче, так
же, как вовеки,
Утешение
одно:
"Наши
дети будут в Мекке,
Если нам не
суждено"…
После исполнения "в зале поднялся не крик, а
рев – требовали повторения, и мы повторили" (Г.Вишневская), но
публика не расходилась и певица повторила весь цикл снова.
Людмила Рубинская,
исполнившая "Сатиры" на фестивальном вечере не только оживила этот,
стоящий особняком в творчестве Шостаковича вокальный цикл, но и помогла увидеть
смену акцентов времени.
Воспитанный слушатель не взрывался аплодисментами
между частями, хотя слушал внимательно и напряженно. Во время исполнения
"Сатир", наверное, многих удивили и новые грани таланта певицы. В
своем исполнении Людмила Рубинская неоднократно
показала красивые верхние "ля", ведь цикл написан для высокого
сопрано.
Наиболее выразительно прозвучали в исполнении
певицы последние два романса: "Крейцерова
соната" и "Недоразумение" – его по завершению цикла артистка
спела еще раз на бис. Это последнее исполнение было настоящим театральным
этюдом.
"Продолжение было такое,
Что курчавый брюнет покраснел.
Покраснел, но оправился быстро
И подумал: была не
была!
Здесь не думские речи министра,
Не слова здесь нужны, а дела….
С несдержанной силой кентавра
Поэтессу повеса привлек,
Но визгливо-вульгарное:
"Мавра, Мавра, Мавра, Мавра!"
Охладило кипучий поток"….
На наших глазах талант камерной певицы заблестел
мастерством драматического артиста. Неподдельной страстью, экзальтированной
чувственностью наполнила она призыв: "Мавра, Мавра, Мавра, Мавра!".
Палитра переживаний переливалась малейшими
оттенками эмоций ее героев. Наверное, именно такой и должна быть настоящая
эстрада.
Исполнением этого цикла и закончился Международный
музыкальный фестиваль "Шостаковичу посвящается". Слушатели получили
волнующие, яркие впечатления.
Но, какого-то акцента, для заключительного вечера
все-таки не хватило. Ощущение недоговоренности осталось. Возможно, оно возникло
от того, что отсутствовала продуманная литературная
концепция. В зале собрались люди разного поколения, были даже дети. Наверное,
слушатели хотели бы узнать что-то новое как о композиторе, так и об истории
создания выбранных для этого концерта произведений, но объявлялись лишь
названия произведений и имена исполнителей.
В центре зала, на спинках многих пустующих стульев
вплоть до завершения концерта белели листы с грозными, в пол-листа
напечатанными буквами: "VIP". Рядовые слушатели, входившие в зал, сразу понимали, что ждали,
видимо не их, и скромно садилась на галерке. Где же заблудились эти
таинственные "VIP" и почему они не заняли свои лучшие места, останется, наверное,
загадкой.
А все-таки жаль, что они не пришли и не смогли
услышать слова той маленькой девочки, которая шагала с мамой домой и, думая,
наверное, о чем-то своем, вдруг сказала: "А мне понравился концерт".
И когда ее родители спросили: "Чем же он ей понравился? Та с детской
непосредственностью ответила: "Всем".
Наталья Дзюбо
| 
