Вы не замечали, что, спросив человека об
инструментальном или вокальном концерте, он отвечает, что ходил на того или
другого исполнителя, допустим, на Башмета, Ростроповича, Мацуева или
Хворостовского? Но если разговор коснется органной музыки, то услышим в ответ
простое: «На орган».
Наверное, даже школьник без колебания подтвердит,
что самый большой, сложный и красивый инструмент – орган. Меломаны же, покупая
компакт-диски, обязательно поинтересуются, на каком именно органе и какого
мастера исполнялось это произведение. И, заметьте, это не праздный вопрос. Со
многими инструментами, как не парадоксально, дело обстоит проще. А вот органные
произведения требуют инструментальной адекватности. Произведения Франка или
Вьерна великолепно звучат на органах французского мастера Кавайе-Колля и не
всегда убедительно на барочных инструментах. Музыка же Букстехуде и Пахельбеля
(XVII-XVIII век) блекло и невыразительно
на небольших церковных органах конца XIX столетия.
Благодаря усилиям Ктесибия из Александрии орган появился
в 3 веке до нашей эры (тогда он назывался «гидравлосом», то есть «водяной
орган»). И сохранился до наших времен, не переставая изменяться, принимать
новые обличия и звучания. Современный орган имеет мало общего с тем, водяным
инструментом, звучание которого удивляло и завораживало греков.
Современный орган оснащен сложными механизмами,
компьютерными системами и многими другими приспособлениями. Но органы
средневековья, барочные и современные объединяет одно – как и в древности,
органы XXI века создаются не на конвейерах и мебельных фабриках, а в
профессиональных мастерских.
Павел Чилин – сегодня единственный профессионал в
России, который строит органы. Причем это ремесло изучалось и осваивалось им в
одиночку. Мы встретились с Павлом в его мастерской и попросили рассказать о
своих инструментах.
– Павел, по профессии Вы инженер-электромеханик. Проработали около 10
лет на военно-морском предприятии. И вдруг – органы. С чем связан такой
неожиданный поворот событий?
– Лет с
десяти я начал заниматься музыкальными инструментами: построил гусли в форме ложек, натягивал
струны на трости. В старших классах собрал пианино из металлофона, смастерил
электроскрипку. Потом появились два транзисторных электрооргана. А чуть позже –
копия электропианино. Последним «да» в решении заниматься органами стала
заметка об органном мастере из Нижнего Новгорода – Юрии Крячко, который в часы
досуга построил орган. С 1988 года я серьезно занялся органостроением, по сей
день не могу остановиться, потому что получаю от этого процесса огромное
удовольствие. Причем, как ни парадоксально, но меня в большей степени увлекает
создание инструмента, нежели сама музыка. Я ведь не музыкант, я – органный
мастер
– Расскажите о своих инструментах и Вашей редкой профессии.
– Вообще, органы бывают трех видов. Это большие
органы в концертных залах и в церквях. На таких инструментах можно исполнить
всю органную музыку, ведь они имеют от 25 до 100 и более регистров. Один из
самых огромных - Домский орган, который насчитывает около128 регистров. В Петербургской
консерватории установлен орган с 74 регистрами.
Небольшие органы-позитивы имеют от нескольких до 25
регистров. Они, как правило, без педали или с маленькой педалью. Они могут быть
переносными, оркестровыми и ансамблевыми. Но сыграть весь репертуар органной
музыки на них невозможно. Наконец, есть совсем маленькие – органы-портативы.
Это старинные готические инструменты, которые используются только в ансамблях
старинной музыки. Они очень маленькие, поэтому их вешают на плечо исполнителя. Звучание таких органов
можно сравнить с аккордеоном . На
органах-портативах играют правой рукой, а левой качают мех.
Органы, помимо размеров, различают по эпохам:
барочные, классические, романтические и современные.
Я строю органы-портативы и позитивы. В малорегистровом
органе не спрячешься за разнообразием тембров и звуковых красок. Поэтому каждый
регистр должен быть по максимуму ярок и выразителен. Свои инструменты строю по
классической технологии. Но при этом стараюсь достичь такой тембр каждой трубы,
каким я его слышу сам. Тембры моих органов звонкие, яркие. На сегодняшний день я автор 43 инструментов.
Около десятка моих инструментов находятся в Германии, Голландии, Польше,
Эстонии.
Орган – инструмент очень сложный. Его производство
чрезвычайно проблематично поставить на конвейер. Механизируются отдельные
процессы, как в деревообработке. Конечно, звучание органов у каждой фирмы свое, особенно у старинных.
Современные же инструменты часто теряют свое лицо, потому что многие
предприятия, к сожалению, занимаются только сборкой инструмента.
– А внешний вид органа Вы проектируете сами или есть какие-то строго
регламентированные стандарты?
Да, есть. Я внимательно изучаю барочное искусство –
архитектуру, фрески, мебель. Элементы органа должны соответствовать стандартам
– в декоре, резьбе, пропорциях. Во многом мне помогает жена. Она художник. Мы
не так давно стали делать инструменты расписные, со створками. Раньше
инструменты решались в конструктивистском ключе. Для переносного маленького
инструмента художественная составляющая не так важна. Но орган, который будет
стоять на сцене, должен быть выразительным, ярким, торжественным.
– Как обстоят дела с фондом городских органов? Наверняка Вы знакомы с
этой проблемой, как никто другой в Питере?
В настоящее время Петербург переживает кризис – все
органы или разобраны, или окончательно
развалились. А недавно произошла большая беда для Питера – реставрация органа в
Большом зале Филармонии. После ремонта этот уникальный инструмент зазвучал
тихо, блекло, невыразительно. Исполнители вынуждены играть с микрофонами,
которые искажают звучание. Лучший инструмент нашего города стал очень капризным
и сложным в обслуживании. Причем при игре появляются призвуки, лишние ноты.
Звучание становится неряшливым. Орган стал непредсказуем. Он может отключиться
на середине произведения. Органные мастера считают, что Петербург потерял
уникальный инструмент из-за неправильной и непрофессиональной реставрации.
Жизнь рядового органа коротка, около 40 лет. Ее
можно продлить, если делать капитальный ремонт. Исторические органы, например,
живут до 400 лет. Но за ними постоянно и тщательно ухаживают.
– Есть ли у Вас ученики? Не произойдет ли так, что традиция
органостроения, едва зародившись, уйдет в никуда?
Дело в том, что как таковой традиции органостроения
в России никогда и не было, ведь Россия – страна православная. Церковь
допускает звучание только человеческого голоса, а инструментальная музыка в
церкви – небогоугодное, даже бесовское дело. Совсем иное – церковная
католическая или протестанская музыка, например, в Германии. Вспомните музыку
Баха, Генделя, Пахельбеля! Органы в Россию привозились из Западной Европы,
сначала Петром I, потом Меньшиковым.
Моя профессия уникальна для наших широт. В Германии
на многих фирмах существуют учебные мастерские. А у нас ни в Питере, ни в
стране нет даже коллег, с которыми я мог бы посоветоваться. Поэтому я «варюсь в
собственном соку». У меня есть помощники. Но учеников нет, и это для меня
большая проблема. Некоторые интересуются. Но, заметьте, если гитарного или
скрипичного мастера можно воспитать за несколько лет, то органного мастера
быстро не вырастишь. Даже по европейским меркам органостроению учатся примерно
восемь лет.
Мы еще многому должны учиться. Для меня эталоном
мастерства являются немецкие органостроители. Я постоянно сотрудничаю с
немецкими фирмами, обмениваюсь опытом и, конечно, учусь. В 1993 году был в
Германии на фирме Ammer, которая строит клавесины. Мой орган-портатив
участвовал в берлинском фестивале в 1994 году. Будучи членом приемной комиссии,
принимал работу немецких мастеров фирмы Glatter-Gotz, которые установили орган
в Перми. Принимал немецкие органы в самой Германии, в московском «Доме музыки».
- Каждый инструмент, появившись на свет, начинает жить своей жизнью.
Особенно, если это инструмент авторский. Вы следите за судьбой своих органов?
Конечно,
ведь случаются неисправности. Плюс необходимо постоянно проводить профилактику.
За судьбой инструментов я слежу по компакт-дискам, прессе, концертам. Да и
просто вижу свои органы на концертных площадках. В «ПетроКонцерте» почти каждую
неделю проходят концерты органной музыки на моем инструменте. Мои органы звучат
в Хоровой Капелле, филармонии, Юсуповском дворце и на многих других сценах.
Очень переживал, когда один из моих инструментов
погиб при транспортировке. Некоторые органы живут очень скромной жизнью у
кого-то дома. Есть и органы с уникальной судьбой, например, дубовый орган опус
30 с расписными створками (на фото). Я не успел его достроить, а он уже начал
гастролировать. Причем так активно, что мне удалось взять его домой недели
через две, чтобы закончить. После завершения орган незамедлительно уехал на
гастроли в Японию. Настолько его жизнь оказалась яркой и необычной.
Недавно на свет появилось еще одно мое детище –
небольшой расписной орган, который расписывал художник Виктор Трофимов (на
фото). Я построил его специально для выставки художника В.Н.Шумилова.
Беседовала Наталья Колесникова
|
