Интервью с Екатериной Кокуриной, автором известной среди поклонников фэнтези и кельтской традиции сборника сказок «Истории с
небес»
В Литература – это лишь шаг на твоем
творческом пути? Твой творческий путь – это квинтэссенция различных способов
постижения бытия? Расскажи как это начиналось?
Расскажи о живописи. Что ты хотела принести в этот мир через живописные образы?
О: Когда мне было лет пятнадцать, я
начала писать некую повесть: девушка, одержимая идеей превратить свою жизнь в
произведение искусства, придумывает сюжет, проживает его, а потом кончает жизнь
самоубийством. Тогда, в пятнадцать лет, мне такой сюжет был не по зубам, да и
сейчас, наверно, тоже. Но тем не менее мысль такая
была.
Но вообще творчество – это для меня не более чем одна из дорог к Богу.
Возможно, это королевская дорога, но не единственная. Другие пути – это любовь
и размышления. Поэтому не могу сказать, чем буду заниматься через десять лет, и
через год. В моей жизни всегда было слишком много интересов. Чему-то это
помешало, но мне как личности в конечном счете
помогло.
Я не могу себя назвать великим живописцем. Если у меня что-то и есть, то это –
чувство цвета. В детстве я мечтала нарисовать такую черно-белую картинку, чтобы
все думали, что она цветная. Цвет для меня – огромное наслаждение. Когда я вижу
что-то красивое, - закат, например, - я испытываю
наслаждение сродни оргазму. Нет ничего странного, что я занимаюсь живописью,
чтобы испытывать оргазм как можно чаще. (Смеется).
В Ты сама делала иллюстрации к своей
книге «Истории с Небес»?
О: Да. Возможно
это и есть те самые черно-белые картинки, которые могут кому-то показаться
цветными. По стилю они похожи на Бердсли, но
содержание совсем иное. Там есть налет очаровательного средневекового
примитивизма (не путать с примитивизмом современным). Простые символы, в чем-то
похожие на детскую игру, такие как чаша, меч... Они раскрывают глубины души; не
моей, а читателя.
В Расскажи о музыке, которая
оживляет твое воображение, и о том, что необыкновенного ты пережила?
О: Боюсь, если я стану всерьез
перечислять музыку, что я слушаю, это будет похоже на рок-энциклопедию. Потому
могу только сказать, что музыка всегда много значила для меня. Всегда со мной –
это Jefferson Airplane, Led Zeppelin, и разнообразная
этническая трансовая музыка, всякие
африканцы-индейцы.
Очень люблю ударные. Как шутит мой бойфренд: «Суворов
из всех инструментов особливо любил барабан». Из современных групп могу назвать
Shpongle – английский грибной
транс. Из русских – Markscheider Kunst.
В Я знаю, что ты поешь шотландские
баллады…
О: Нет, я не пою баллады. Пела, скорее… Но не баллады. В юности я пыталась собрать группу, но, как
обычно, все уперлось в отсутствие подходящих людей.
В: В каком стиле была бы группа?
О: Блюз.
В Ты поешь блюз?
О: Да. Тешу себя надеждой, что немножко
пою блюз. Если говорить о женском вокале, то я считаю непревзойденной во всех
отношениях Патти Смит. Мужчины ее боятся, потому что
эта женщина умеет выразить всю боль, которую причиняют мужчины женщинам в этом
мире. И не только выразить – она готова перегрызть горло… Плаксивая,
депрессивная Джоплин – куда безопаснее.
В: Почему мужчины предпочитают женщин,
которые не кусаются?
О: Было бы странно, если бы им
нравилось, когда их карающую руку кусают. Рука бьющая должна оставаться
неприкосновенной… А вообще, я так же не люблю, когда
женщина унижает мужчину. Пол в данном случае не имеет значения. Именно поэтому мне очень смешно,
когда мое раннее произведение «Глазами женщины» называют феминистическим.
В Расскажи о нем.
О: Сейчас я воспринимаю его как пробу
пера. Это цикл маленьких повестей, каждая не превышает размером пару страничек.
Они написаны от имени разных женщин – от римской аристократки до современной шлюхи. Там есть пара эротических сцен и много понта…
В: Но это был необычный, острый взгляд
на женщин!
О: Тем смешнее, что его называют
феминистическим! Женщины там изображены неприглядно. Уж лучше это считать
сатирой. А кое-что было написано просто по приколу. Но конечно же, меня потом
обвинили во всех смертных грехах – от садизма до «нетрадиционной
сексуальной ориентации».
В: А что там было такого?
О: Там была дивная сцена изнасилования
женщины женщиной при помощи рукоятки кнута. Там еще был непрозрачный намек на зоофилию. Люди решили, что я на досуге занимаюсь чем-то
подобным.
В: Очень интересно…
Где это можно увидеть?
О: На сайте library.ru.
В Про тебя ходят скандальные слухи?
О: Да! Уже пятнадцать лет, при том что мне двадцать семь. Дело в том, что я исповедую
Тантру, а о таких людях неизбежно ходят скандальные слухи. Я привыкла
относиться к ним со смехом, и все, кто меня знает, относятся так же.
В Расскажи о твоем увлечении Средними Веками и готикой. Что
было самое основное в мировоззрении средневекового человека, на твой взгляд?
Твои кельтские сказки великолепно отразили средневековье.
О: Средние Века меня интересовали всю
жизнь. Одно время это увлечение спорило с увлечением «примитивными народами».
Прежде всего – северо-американскими индейцами. Эти
интересы шли параллельно, но потом все-таки победило средневековье. В Средних
Веках я нахожу незамутненную чистоту, простоту нравов, естественность. Могу
вспомнить, как Клайв Льюис ратовал за исключение из оксфордского курса литературы XIX века, и расширения за
счет этого курса литературы Средних Веков. Испорченность современной литературы
порой вызывает огорчение. Поэтому я не читаю модных писателей, а читаю
старинные рукописи.
В А ты при этом не современный писатель?
О: Мы не выбираем времена, в которые
живем. Мы можем только прожить свою жизнь как можно достойнее. Если моя книга
хоть одного человека сделала лучше, я буду считать, что не зря прожила свою
жизнь.
В Ты пишешь роман. В чем его
философская суть? На мой взгляд, это разоблачение природы зла. Расскажи, как
столь дерзостный замысел посетил тебя.
О: Он называется «Зов Госпожи». Это
первая часть трилогии «Сын Тьмы», а вторая и третья части будут называться
«Образ Госпожи» и «Явление Госпожи». Почему я взялась за это? Мне всегда было
интересно, откуда берутся злые люди. Смотришь на них – обычные люди, не хуже и
не лучше других. И когда такие люди вдруг совершают злые дела, окружающие порой
не могут понять, откуда же все взялось? Это как опухоль глубоко-глубоко внутри.
Мы носим зло в себе, каждый из нас. Мы боимся его и закрываем глаза, но оно нас
находит. А потом, когда уже поздно, мы удивляемся. Это нарыв, который нужно
вскрыть, каждому. Нужно иметь смелость взглянуть в глаза собственной темной
стороне и сказать: «Ты не имеешь на меня права».
В Не боишься ли ты, что половина
читателей возненавидит того, кто обнажил их сущность? Ведь ты раскрываешь
тайны, которые каждый хочет скрыть, и прежде всего –
от самого себя.
О: Я могу сказать так: это будет не
половина, а девяносто процентов. Люди не любят, когда им говорят правду. Но
должен же кто-то срывать маски! Если не возненавидят, то просто в очередной раз
закроют глаза и скажут, что это к ним не относится. Они внушат себе, что это
смешно и глупо.
ВНа мой взгляд, ты открыла в
современной литературе нечто еще не пройденное. Я вижу сейчас или жестокий
психоанализ (Стивен Кинг), или голый постмодернизм (Пелевин,
Сорокин), или фэнтези. Твой роман – это нечто иное.
О: Ну, я не согласна, что Стивен Кинг
– это жестокий психоанализ. Про него можно сказать много плохого, но есть одна
вещь, что все это перекрывает: он умеет писать.
Постмодернизм я считаю мертворожденным стилем. Похоже, будто люди сели и
решили: «Вот, мы больше ничего не можем. Давайте хоть так». Цинизм в красивой
обертке может забавлять, но не дает пищи душе.
А фэнтези – это несчастный жанр, замученный
бездарностями. Мне бы хотелось вдохнуть в него жизнь, поскольку его возможности
еще не раскрыты.
В Как бы ты определила свой стиль?
О: Я не сильна в определении стилей,
но мне бы хотелось скрестить фэнтези с
психологическим романом.
В Кто из фантастов, по-твоему,
делает нечто подобное?
О: Бредбери.
Хоть он не фэнтези пишет, но дело-то не в том… Я тешу
себя надеждой, что так как я это еще не делали, иначе
я бы придумала что-то еще.
В Расскажи о том, как ты писала
«Истории с Небес».
О: Эта книга написана в состоянии
аффекта. Почти все, что происходит с героями этих сказок, происходило со мной.
А почему я придала этому именно такую форму… почему бы
и нет?! Могу сказать, что проверяла каждое слово на историческую достоверность
и пользовалась исключительно подлинными фольклорными источниками. Содержание
просто накладывалось на некую сказочную канву, и от этого выигрывало и то, и другое.
Было много книг по кельтам, прочитанных от доски до доски, и сильная любовь,
которая вдохнула в это жизнь.
В Мне очень нравится твоя сказка о Финварре.
Это и есть одна из реальных историй?
О: Безусловно. Как раз в то время я
была поглощена любовными отношениями с двумя мужчинами. Оба они – достойнейшие
люди, и даже сам Господь Бог не мог бы сказать, наверное, кто из них лучше. Но
при всем при этом герои сказки вовсе не списаны с натуры. Тем более, что героиня в конце делает свой выбор, а я его так и не
сделала.
Любовь-одержимость, любовь-безумие, как в средневековом романе о Тристане и
Изольде, мне удалось познать на собственном опыте. Вся беда в том, что мне
выпало на долю любить сразу двух Тристанов.
В Да, влипла ты…
О: Влипла,
конечно! А что было делать? Хуже всего было то, что они-то требовали от меня
выбора, который я не могла совершить. И не могу совершить до сих пор. Это
принесло мне много боли… Да, и радости тоже. Я думаю редкая из женщин была благословлена такой любовью.
В А ты не пробовала остаться с обоими?
О: Я пробовала, они не давали! Вот об
этом и написана сказка о Финварре. О том, как двое
мужчин грызутся из-за женщины. Во мне было достаточно любви, чтобы все были
счастливы, но, увы, мужчины не всегда понимают подобные вещи. Гонор, ревность,
болезненное самолюбие – вот что помешало нам.
В В этом случае кельтское
средневековье оказалось ближе человеческой душе, чем холодный и пижонский
постмодернизм?
О: На самом деле, это все – традиция
романтизма, ее никто не отменял, она жива до сих пор и неискоренима. Романтизм
может быть слюнявым, и точно также может испортить все чистое и светлое.
Подлинный же романтизм – это величие души, которой не нужно будничное и мелкое,
которая жаждет чего-то большего. Уверена, посторонние
люди могут воспринять подобную историю любви к двум мужчинам как нечто грязное.
Но те, кто видели свет вокруг нас, как это было на самом деле, сочтут ее скорее
прекрасной. А грязь можно найти во всем, только нужно ли?
В: Я вижу это трагичным…
О: Великая любовь всегда трагична. Love hurts. В моей сказке о Бааван-Ши это тоже есть: «Ты не знаешь, глупый мальчишка,
что любовь – это боль?!»
В: Если любовь – это боль, почему люди
так желают ее?
О: Ну а что ж им желать?! Денег, что
ли? Некоторые, конечно, и их желают.
Боль возвышает душу. Испытания закаляют ее. Быть писателем очень больно. Это
означает, что ты без конца препарируешь собственную душу, раскладываешь ее по
полочкам, заставляешь себя переживать самые разные чувства, чтобы потом описать
их. Когда я описывала болезнь и смерть, я сама болела и умирала. Это
накладывает неизгладимый отпечаток.
В Давай поговорим о жестокости. Тициан, чтобы написать
страдания Христа, якобы распинал юношу. Что ты думаешь о подобной легенде?
О: Я бы на месте Тициана распяла саму
себя перед зеркалом. Ставить опыты на людях – это недостойно, хотя, сознаюсь, я
занималась подобными вещами в ранней юности. Делала людям больно, чтобы
посмотреть, что получится. Все это давно в прошлом, но мне до сих пор неприятно
вспоминать об этом.
В: Почему легче поставить
психологический эксперимент с болью, чем сделать человека счастливым?
О: Разрушать всегда легче, чем
созидать. Сделать человека счастливым – это тяжкий труд, каждодневный. А
психологический опыт можно поставить за полчаса и утолить этим свое самолюбие.
В: Чем вызвано, что сейчас взрослые
люди сплошь и рядом подменяют чувства психологическими опытами?
О: Внутренняя незрелость, страх,
желание покрасоваться в глазах других. Они как жестокие дети, которые отрывают
лапки мухе, чтоб посмотреть, как она дергается. В мире и так слишком много
боли, чтобы ее еще изобретать самим.
В: Каждый имеет свою Веру. Во что
веришь ты?
О: Я верю, что каждый наш поступок
влияет на исход борьбы между Добром и Злом. Мне импонируют зороастрийцы,
именно потому, что их отношение к жизни так же активно. Они не ждут, что кто-то
спасет их, они сами хотят спасти весь мир.
На каждом из нас лежит долг. Пока мы его не исполним, мы так и будем жить среди
боли и разочарования.
В: А можешь ли ты сказать, в чем
видишь его для себя?
О: Открывать людям глаза.
В На самих себя?
О: А на кого же? Я сражаюсь на стороне
Истины, как умею. Вместо меча у меня слово; словом можно разить с неменьшим успехом. Если я что-то ненавижу в жизни, так это
ложь. С ней я не могу примириться. Когда лгут самим себе – это самая страшная
ложь из всех возможных.
В По-твоему, наша цивилизация построена на лжи, или на
истине?
О: Всего помаленьку. Если верить зороастрийцам, то борьба Добра со Злом кончится лишь в
конце времен, и от того, на чьей стороне мы выступим, зависит ее исход. Мы
живем в Железном Веке и можем только надеяться, что когда-нибудь это кончится и
кончится хорошо.
В: А почему все-таки именно Средние
Века ты выбрала, а не что-то еще.
О: Средневековье исполнено совершенно
особого очарования. Я могу рассказать одну маленькую средневековую историю.
Когда французский король Филипп Август плыл в Святую Землю, дабы отбить ее у
неверных, ночью на море разыгралась буря, и все думали, что корабль вот-вот
пойдет ко дну. И Филипп Август сказал, чтобы успокоить своих людей:
«Продержитесь только до рассвета. На рассвете монахи станут на молитву и не
дадут нам погибнуть». И на рассвете буря действительно стихла.
Тем, кто не чувствует очарования этой истории, я уже ничем не могу помочь.
В: Это чисто христианская история!
О: Это просто прекрасно! А вера в
данном случае может быть любой.
В Средние Века люди умели любить и ненавидеть. Это были цельные натуры, мы же в
наше время сильно измельчали. Мы умнее, мы тоньше, но нам не хватает этого
размаха, этого величия души. Мы запутались, вокруг столько всего, и многое из
этого совсем не нужно.
В: Почему люди, вместо того, чтобы
привнести это в свою жизнь, наоборот, уходят от действительности? Начинают
играть в «толкиенутых» и прочее?
О: Люди сплошь и рядом путают
внутренне и внешнее. Куда проще биться на деревянных мечах, чем заглянуть в
лицо самому себе. И увидеть там… маленького испуганного ребенка.
В: Или то зло, что описано в твоем
новом романе «Зов Госпожи». Кстати, Госпожа – кто она?
О: Тьма.
В Что такое Тьма.
О: Это дьявол, без того налета
обаяния, который частенько ему приписывают. Это бесконечное и бессмысленное
зло. Могу посоветовать прочитать «Космическую Трилогию» Клайва
Льюиса, там об этом написано вполне достаточно.
Не нужно приукрашивать зло. Зло отвратительно, в какие бы личины
оно ни рядилось.
В: Хочу затронуть опасную тему. Тему сатанистов.
О: Это действительно опасная тема,
потому что от таких вещей нужно держаться как можно дальше. Посулы
Тьмы бывают крайне соблазнительны, и лучше не доводить дело до них. Лучше уйти…
раньше.
Мне жаль этих людей. Они ищут величия любой ценой, и не понимают, чем платят.
Многие из них могли бы стать если не великими, то весьма достойными людьми. Но
не устояли. Я их не осуждаю, у меня болит за них душа.
В: Тебе их жаль, но ведь на них страшная
вина…
О: А кто невинен? А кто?
В Ты считаешь, что в той или иной
степени это свойственно всем?
О: Нет, конечно
есть разница между мелкими бытовыми грешками и убийством младенца. Но как
писатель я должна ставить себя на место всех своих героев, даже самых ужасных и
отвратительных. Сострадать можно даже виновному. Кто знает, что привело их к
такой жизни? Пусть Бог судит…
В В твоем романе описана не только
Тьма, но и мир совершенной Красоты. Расскажи об этом.
О: Этот мир очень хрупок и вечен. Его
разрушали тысячу раз, но он возрождался. Записать эту историю для меня было
велением свыше, как бы выспренно это ни звучало. Золотой Замок, стоящий на
скале посреди озера, преследовал меня много лет. Этот замок есть у всех. Это
как Небесный Сион… Символ всего идеального, что только есть в нашей душе. Мы
должны оберегать этот Замок от посягательств Тьмы.
В Неслучайно ты назвала свой сайт Fairy-Castle?
О: Он, конечно, рангом поменьше, но в
чем-то связан с тем. Там тоже будет библиотека и прочие прелести. Рекомендую
заглянуть. Он появится в сети в течение ближайших двух-трех месяцев.