События  |  Боже, храни Ирландию!

Боже, храни Ирландию

В субботу 3 сентября в джаз - корчме Jam Prеstige тайно собрались персонажи всех фэнтезийных произведений, кого только смогли найти менестрели из группы Dartz. После Фестиваля во имя Святого Патрика 19 марта - это было первое их выступление в нашем городе. Огромная толпа шотландских горцев, эльфов и грозных рыцарей сопровождалась милыми деревенскими девушками, которые устроили в корчме дикие пляски и хороводы, а в дальнем конце кафе на глазах испуганных представителей российского бизнеса, зашедших "перетереть дела", кое - кто танцевал и на столах. Вино лилось рекой, аппаратура музыкантов сметалась, пиво выплескивалось через край, как и энергия местного кельтского землячества. Под конец выступления музыкантов просто не выпустили со сцены и они почти испуганными голосами сказали: "Кажется, начинается дикая часть выступления..." и продолжили зажигать зал дикими танцевальными ритмами, правда, они выглядели несколько растерянными. Корчма наконец - то становилась самой собой, чего мы так ожидали с Марией Федотовой с 2000 года, когда создалось здесь Нижегородское Кельтское Общество, но нынешним диким ирландцам тогда было, наверное, лет по 12, куда уж их бы отпустили родители!....

В процессе разговора с музыкантами выяснилось, что сразу после выступления едут они на другой фолк - фестиваль "Урожай - 2005", в парк - музей "Коломенское", что сейчас волна российского фолк - движения почти на пике, что мир становится диким и ирландским в сути своей, что эта культура в России стала мейнстримом, чуть ли не более крутым, чем рейв и техно - движение, вытеснив рэгги за круг реальной жизни только в коммерческие структуры. Скрипачка играла необыкновенно, это напоминало все романтические сцены книг, когда скрипач сводит с ума за несколько минут до битвы войско, на секунду забежавшее в корчму промочить горло. Глаза ее сияли и энергия передавалась залу, и зал остановить было невозможно... Флейтист пускал мыльные пузыри, что в какой - то момент напомнило классический хиппи - хеппенинг. Город из провинциальности нашей культуры превращается в часть мировой цивилизации, или все же нет?.. Музыканты спросили меня о публике: "Кто это такие? Мы хотим понять аудиторию наших концертов в вашем городе. Студенты. или нет?..." Пришлось рассказать им о поклонниках фэнтези ("толкинутых"), о тех, кого Сева Новгородцев назвал "тихими мальчиками", уходящими из реальности в мир иллюзий, все же их радость в чем - то казалась не очень адекватной. Хуже, когда они заставляют окружающий мир подстраиваться под свое мировосприятие, здесь неизбежен конфликт с обеих сторон. Еще хуже, когда группа видится им в определенном образе и они желают, чтобы она соотвествовала их видению мира... Тогда мы не станем частью российской кельтской культуры никогда, а так и останемся на уровне маргинальности, и не хотелось бы этого. Формировать культурную аудиторию для этой музыки - достаточно сложная задача, не легче поручения "Студенческому Городку" от Анны Гор, директора Программы "Культурная Столица", по формированию в городе молодежной культурной аудитории :)

Итак, состав музыкантов таков:

Анна "Анфиса" Хотина - скрипка, аккордеон
Владимир "Эрмано" Хотин - whistle, волынка, флейты
Дмитрий "Dee" Курцман - мандолина, гитара
Антон "Деодан" Гореликов – перкусии
Сергей "Ондион" Чибирёв - бас – гитара
Игорь "Пан" Старостин - соло - гитара

Что сейчас делается в России на ирландской сцене? Какие есть еще группы, кроме Dartz, которые просто не приезжают в наш город? На сайте Dartz об этом есть некоторая информация, есть она на www.celts.ru, www.irish.ru, www.celts.ru - официальном сайте Русского Кельтского Общества. Сделаем небольшой обзор для читателей.

Фолк - рок - форум, состоявшийся в Москве 25 июня - редкий фестиваль, к которому при всём желании нельзя придраться: в нём всё было прекрасно, и форма, и содержание. Если кто был на фестивале, тот вспомнит прежде всего отличную погоду, парк, наполненный фантасмагорическими скульптурами и живыми персонажами, босые попрыгушки на траве, поливание из шлангов, всеобщий позитив и расколбас. В течении дня и вечера на открытой сцене (пресс - релизы не соврали: там действительно росло дерево!) выступили все "ведущие силы московского и питерского фолк - рока". Разве что "Мельницы" не было (небольшой лист бумаги, висящий на входе, предупреждал, что "Мельница и Тол Мириам не будут"). Надо заметить, что и звук был на этом концерте отличный, и группы, чувствуя поддержку полуторатысячной аудитории, выступили на прекрасном уровне. Словом, было ощущение праздника и события - а диск, зафиксировавший Форум, показал современный российский фолк - рок во всей своей неоднозначной красе. Теперь, если вы хотите понять, какие тенденции нынче правят в фолк - роке и чего ещё ждать в этом направлении в ближайшую пару лет, не ходите по концертам: просто поставьте диск, и всё вам станет ясно.

Две группы на диске представляют течение, условно направленное "на запад". Взглянув на обложку, вы увидите там только два названия латиницей: Tintal и The Dartz. Музыка, написанная с сильной оглядкой на Ирландию и Запад вообще. Тинталовский орган звучит мощно и этак по - старомодному, навевая воспоминания о книгах Талесина и Детях во Времени. Корабль явно правит на запад. Мы тоже "западники" и не собираемся менять курс, делая крен в сторону славянской традиции. Её и так вдруг стало очень много. И остальные команды на диске (кроме нескольких исключений) - это и есть как раз то самое славянское направление, необъятное, как заволжские степи, и суровое, как лицо половецкой "бабы". Музыка отважных людей, имеющая примерно такое же отношение к настоящему русскому фолку, как музыка Blackmore's Night - к фолку британских островов. Впрочем, кто сказал, что тут должно быть аутентично? Come on, тут фолк - рок! И Blackmore's Night - не худший пример для подражания. ем ценен сборник - он очень наглядно показывает эту новую волну с полным набором неофолк - образов. Слушателю предлагаются кони, обязательные ковыли (или хотя бы намёк на их присутствие), князья, стрелы, драккары и прочие неявные ай - люли в каждой песне. Сыграно и записано, кстати, всё на очень неплохом уровне. Почему - то именно в Москве таких команд особенно много. А где они в Питере? Их тут нет: наверное, потому нет, что Питер как город тоже развёрнут на запад и вообще страдает ироничным отношением буквально ко всему; а какая может быть ирония, если кругом степь, князья, драккары и вороны? "Тролль гнёт ель", кстати, при всей опасной близости к ковылям, умудряется держать независимый северный стиль. Хотя викинги, если вспомнить историю, с одинаковым удовольствием наведывались и в Англию, и в Гардарику. "Тролли" стоят особняком за счёт той самой питерской иронии (которую не может прибить ни "князь", ни "конь" - как это продемонстрировала недавно блистательная Тикки Шельен). Остальные же артисты невероятно, эпически серьезны - кажется, это общее у всей неофолк - волны. В жизни Dartz был лишь один случай, когда мы прикоснулись к жанру "ай - люли" - это пресловутая песня "Егорья", записанная февральской ночью 2004го на студии Boglach Records в состоянии алкогольно - творческого угара. "Егорья" предназначалась на экспорт в Америку, но по иронии судьбы именно этот диск Анфиса, уезжая во Флориду, забыла дома. Мысль, похоже, двигалась в схожем направлении, и впоследствии такой саунд - а - ля народные завывания, как бы горловое пение, варганы, этнические сыпучки и слабостроящие дуделки, плюс тяжёлая, современная, почти рэйвовая ритм - секция - был использован практически всеми. Нам же вдруг стало неинтересно... Именно этот саунд подходит к "ковыльным" текстам как никакой другой. И большие аудитории подобных концертов показывают, что такое мироощущение близко и понятно нынешней фолк - публике. Как сказал кто - то, "вот и проснулось национальное сознание". Странно, конечно, что будили это сознание одни, а с новой волной пошли другие.

Ну и Калугин, наконец. Тут уже о другом пойдёт речь. Диск начинается с его песни "Последний воин мертвой земли", к фолк - року никакого отношения не имеющей, но в данном случае это не важно. Калугин и вне неофолка - великий мастер сплетать слова, говорить с пафосом о простых вещах, и просто - о серьезном. Его песни - уже давно значительное явление независимо от волн и течений. Но с большого художника - и спрос большой, а у пафоса есть пределы, попав за которые, слово может отозваться самым непредсказуемым образом. В "Воине" эти пределы оставлены позади. Сама по себе песня не содержит никаких музыкальных красот. Трубы вступают слишком поздно, когда уже все умерли, а пока они не вступили, слушатель остаётся один на один с текстом - и не с абы каким, а с калугинским словом, которое всегда слушалось как откровение. И я не верю, чтобы Калугин не отдавал себе отчёт в том, какой эффект может вызвать этот, хм, текст: "Но им нет права на то, чтобы видеть восход, у них вообще нет права на то, чтобы жить". Ладно бы там был один "Великий Ужас, которому имени нет", но - "Я кричу им - вперёд, я кричу им - за мной!" А аудитория - то молодая, пассионарная...

Недавно, 13 августа в Саду Эрмитаж в Москве, прошел Фестиваль "Танцы" . На 2 больших и 8 маленьких танцплощадках играли музыканты из Америки, Африки, Ирландии, Англии, Индии и России. Среди участников фестиваля ярко смотртся группа "Neck" (Ирландия - Англия).

"Neck" играют настоящий ирландский фолк - панк и являются прямыми наследниками всемирно известной группы «The Pogues». Автор песен, вокалист и гитарист “Neck” Лиссон О’Киффи играл в группе Шейна МакГоуэна, легендарного лидера «The Pogues». Фирменный стиль группы - это смесь мощного, типично ирландского вокала, тяжелых гитарных рифов и звучания традиционных ирландских инструментов (скрипка, банджо, тин вистл, ирландская волынка). «Neck» с огромным успехом выступают как на традиционных ирландских сценах, так и на безумных панк - фестивалях. Тысячи фэнов, танцы, стук каблуков и высоко поднятые пивные кружки – так проходят концерты «Neck».

Недавно группа выпустила альбом "Sod 'em & Begorrah". «Neck» постоянно гастролируют в Америке и Европе и уже дважды выступили на легендарном фестивале Гластонбери.

Группа "Зеленые Рукава" приступила к записи очередного альбома. Когда он будет закончен, сказать пока трудно, (например, предыдущий альбом записывался с 2001 - го по 2005 - й год), но, так или иначе, 10 - го августа была проведена студийная сессия, где за 4,5 часа были записаны бас и перкуссии в 8 песнях. Есть ещё три песни, где ударные не нужны, - - в них бас прописан двумя днями раньше. Теперь впереди - - долгий и увлекательный процесс наложений. Впрочем, увлекательный настолько же, насколько и любой день в жизни. А долгий?..., - - может, никто не захочет возиться и всё будет закончено очень быстро.

"Laterna Magica" - - группа, которую основал и в которой играет Тарас Драк
"Welladay" - группа, в которой одно время играл Игорь Лисов
"9okuz 8ekiz": стамбульская группа, участником которой был Олег Лисов
"Гурт Йо'Гурт" - киевская группа, в которой играет Данил Денисов
Мальтониус Ольбрен, "Станция МИР", Дробинска - другие проекты, в которых принимал или принимает участие Дмитрий "Скиф" Игнатов
Группа "Подсолнухи" - - проект Алика Дробинского, в котором, помимо Дмитрия Игнатова принимал участие и Игорь Лисов.
Coda - - проект Коли Задвицкого и Даши Шитковой.
Ансамбль Тюменская Камерата

Что же еще параллельно происходит на ирландской сцене? В московском "Иллюзионе" в рамках Панорамы кино Евросоюза прошел показ документального фильма ирландского режиссера Питера Леннона "Трудная дорога в Дублин" (“The Rocky Road To Dublin”). Об этом пишет Татьяна Агеева

Фильм был снят в 1967 году, но в течение тридцати лет практически не показывался в Ирландии, о чем со скромной гордостью заявил перед сеансом режиссер. Волнуясь и улыбаясь, он долго и сбивчиво рассказывал терпеливо вздыхающей публике о том, как привез свой фильм на Каннский фестиваль 1968 года, но так и не получил за него никаких наград, поскольку фестиваль был сорван из - за студенческих волнений, происходивших в то время во Франции. Видимо, для режиссера это было в самом деле волнующим воспоминанием, поскольку бастующие студенты возникали в его речи не раз и не два – они приняли его фильм, поскольку, как и его создатели, тоже искали ответ на вопрос: что же делать с революцией после того, как она победила?… И вообще – бунтарскому духу французской молодежи 60 - х оказалась неожиданно созвучна ирландская документальная лента, такая антиклерикальная и такая революционная… и это замечательно… и он до сих пор горд этим фактом… Он говорил и говорил об этом, поминутно возвращаясь к тому, что уже было сказано, и уже хотелось возразить: да Бог с нею, в конце концов, с этой бунтующей молодежью, которая с тех пор успела отрастить себе бороды и животы и давным - давно уже не бунтует, давайте же посмотрим наконец сам фильм, чтобы узнать, покажется ли он чем - то близким не тем далеким и неизвестным французам, а нам. Сегодняшним российским зрителям, в основном весьма далеким от революционных настроений.

Фильм начинается, и с первых кадров мы погружаемся в ностальгическую размягченность, ибо все они пронизаны милой и обманчивой узнаваемостью, так что нас не покидает ощущение "дежавю". Сероватые индустриальные окраины с невероятно замусоренными задворками. Развалины каких - то заброшенных заводов, огороженные чахлыми заборчиками, буйная зелень пустырей и дым заводских труб, причудливо застывающий в небе. Румяные широкобедрые женщины в скромных, – если не сказать бедных, – платьицах; гладкие прически, клетчатые сумки у локтя, неуверенные, почти тайные следы косметики на губах и ресницах. Толпа мальчишек, несущаяся по узкой улице и с огромным удовольствием кривляющаяся в камеру, – острые грязные коленки, старенькие кепки и береты, сдвинутые на бок, на лицах непостижимым образом сочетаются робость, дерзость и простодушие. Патриотические песни, льющиеся из репродукторов и чередующиеся с "заграничными" американскими мелодиями, впрочем, вполне слащавыми и пристойными. Знаменитый "гэльский футбол", в котором только очень тонкий знаток может уловить какой - то намек на правила, - и солидный тренер, серьезно повествующий о том, что игрок, позволивший себе участвовать в "английском футболе" или других, не менее растленных играх, навязываемых ирландцам англичанами, может быть не просто отстранен, но и выгнан из Лиги… Иезуитский колледж, с виду похожий на обычную советскую школу, круглолицые мальчики со взрослыми прическами, бодро, как пионеры, отвечающие, в чем суть первородного греха. Ипподром, до отказа забитый зрителями, тонконогие нервные рысаки, своры радостно орущих собак, старые священники с крестьянскими лицами, поглощенные зрелищем, как дети. Студенты в широких свитерах знаменитой ирландской вязки, возбужденно и опасливо поглядывающие на камеру и старательно критикующие прессу, власть и все, что положено критиковать. Чинные официальные танцплощадки, на которых собираются те, кому за тридцать, - и те, кому далеко за тридцать, - женщины жмутся по стенкам, кусая губы и украдкой поглядывая на мужчин, мужчины хмурятся и неуклюже пытаются их приглашать, и вот уже две или три пары танцуют, взявшись за руки и отбивая каблуками ритм, щеки их разгораются, глаза светлеют.... И другие танцплощадки, - полуподпольные, шумные, на которых молодежь со счастливым визгом швыряет друг друга через голову и искренне верит, что подобным образом «освобождается от понятия греха».

Похоже, что и сам режиссер верит в это не менее искренне. Несомненно, для него это очень важный пункт, поскольку самого начала фильм заявлен как «антиклерикальный», и в этом как раз состоит его разоблачительный пафос. Спора нет, проблема клерикализации власти – серьезная проблема, не теряющая своей актуальности и в наши дни; времена непрестанно меняются, меняются настроения в обществе, и можно сказать, что от этой опасности и сегодня не застраховано ни одно государство. Но приходится признать, что эта острая и сложная тема, так громко заявленная в фильме, остается, по сути дела, не раскрытой. Возможно, причиной тому явилась неопытность молодого тогда журналиста Леннона, впервые выступившего на режиссерском поприще и потому не сумевшего подтвердить закадровый текст достаточно убедительным видеорядом. А возможно, дело в сопротивлении самого видеоряда, не пожелавшего до конца принять смелые режиссерские идеи. Впрочем, сама смелость их сегодня воспринимается с поправкой на пылкий и однобокий идеализм шестидесятников. Сегодня нам уже несколько странен тот главный вопрос, так настойчиво повторяющийся в фильме: что же все - таки делать с революцией, которая уже завершена? Отдавать или не отдавать ее завоевания, за которые было пролито столько крови, и если отдавать, то кому? Увы – в наш циничный век поневоле хочется прибавить: и за сколько? И столь же циничный опыт, привитый нам нашей собственной историей, волей - неволей заставляет думать: никто не спрашивает у народа, когда забирает себе пресловутые завоевания революции, и те, на чьи деньги эта революция делается, в конечном итоге распределяет, в чьих они будут руках. Поэтому пафос, заданный в начале фильма, повисает красивым броским лозунгом, призванным, очевидно, пробудить в душах зрителей некое горделивое и щемящее чувство: вот же, вот, все - таки после стольких столетий угнетения добились независимости – и что же? Что будет с этой страной, которую не удалось погубить англичанам, но которую "едва не погубили ее герои и священники"? Посмотрите же, во что они эту страну превратили!

Мы старательно смотрим на экран и силимся понять, – а во что же? Но как ни вглядываемся в эти улицы и в эти лица, все же никак не можем разглядеть тот гибельный предел, к которому "эта страна" подошла с завязанными глазами. Право слово, страна как страна. В ее провинциальности не видно такой уж злостной скуки и косности, а в ее целомудрии – дремучести и отсталости, о которой нам твердит закадровый голос. И право же, за одни посиделки в пабе, любовно показанные во всех мельчайших подробностях, можно отдать все Каннские фестивали, вместе взятые. Более живой и сердечной атмосферы, более самозабвенной радости, чем та, что царит в этой обшарпанной пивной со скамейками вдоль стен, пенными шапками над бокалами, топотом, табачным дымом и переливами волынки и аккордеона, трудно себе вообразить. Веселье стирает задумчивость и загнанность с лиц, плещется в глазах и в кружках, хохочет, кружится в танце, выплескивается на улицы, под низкое влажное небо с редкими проблесками солнца. Школьники вприпрыжку бегут по набережной, размахивая сумками, и вдогонку им почему - то летит горестная реплика режиссера о том, что Ирландия живет своей внутренней, замкнутой жизнью, погруженная в извечные иллюзии – маленький, отрезанный от мира остров, на котором даже Вторая Мировая война называлась "чрезвычайным положением". И в ответ на это - завистливый вздох российского зрителя: нам бы так! Остров блаженных, живущий за невидимой стеной. Тир - на - н - Ог, сказочная земля, населенная нищими счастливцами, которые поют, потому что им надоело плакать, и у которых и десять грабителей не отберут кошелька, потому что его у них нет. Как не полюбить такую страну?

Впрочем, нет, спохватываемся мы, опять мы не правы, в конце концов, и мы столько лет прожили в изоляции, за пресловутым "железным занавесом", и что - то не очень тогда радовались своей нищете и своей отгороженности от мира. И люди на экране тоже говорят о том, как устали от бедности, от однообразия, от гнета Церкви. Правда, говорят это в основном представители "творческой интеллигенции" - хмурые писатели, нервно крутящие в пальцах сигареты, студенты, журналисты. Их доводы жестки и убедительны, мы понимаем их и сочувствуем им – у нас самих достаточно свежи воспоминания о том, что такое идеологическое давление, идиотизм цензуры, контроль над образованием и культурой со стороны невежественных и ограниченных людей, не только обладающих властью, но претендующих на обладание высшей истиной… Но все же – все же чего - то недостает, чтобы эти жалобы и это возмущение стали убедительными до конца. И здесь мы подходим к еще одному моменту, который, по всей видимости, помешал авторам раскрыть их замысел во всей его полноте. Они выбрали не дорогу в Ирландию, а дорогу в Дублин. Всякий, знающий особенности ирландской жизни, поймет, что это значит. Почти в любой стране столица является несколько обособленным миром, но нигде это не сказывается так ярко, как в Ирландии. Особенно в Ирландии шестидесятых, о которой идет речь, когда Дублин в полном смысле слова был "государством в государстве". Странно, что создатели фильма, взявшись говорить о проблемах целой страны, ограничились при этом пространством одного - единственного города, в котором эти проблемы волей - неволей имеют свою окраску и свое преломление. Очень показательна одна из закадровых реплик о том, что правительство Ирландии "выбрасывает огромные деньги на возрождение гэльского языка, на котором уже никто не говорит". Это – характерный взгляд столичного интеллигента, вечного иностранца в собственной стране, с готовностью кидающегося в бой с чужеземным захватчиком и с не меньшей готовностью сдающегося на милость побежденного. То, что было когда - то в его глазах символом порабощения, становится теперь символом "истинной свободы" и "цивилизованности", и наоборот – вожделенное национальное самоопределение, за которое было отдано столько жизней, оказывается на поверку убогой провинциальной кичливостью маленькой скучной страны, надоедливо твердящей об уникальности своего пути и величии своей древней культуры. Его, этого интеллигента, воротит от фальшивого казенного "народничества", как от всякой безвкусицы, но и о настоящем народе своей страны он знает немного – и не особенно стремится узнать. И когда он увлеченно критикует лицемерие правительства и засилье Церкви, ему не приходит в голову поинтересоваться, как на эту проблему смотрит какая - нибудь бабушка в Коннемаре, привыкшая за долгие столетия бояться, хотя и не особенно слушаться властей и доверять священнику. «Трусливые фермеры», о которых с горьким негодованием говорит режиссер фильма, те самые «робкие крестьяне», что предали идеалы революции и позволили взять власть «попам и буржуям», так и не появляются на экране. А без них мы никак не можем составить себе представление об Ирландии тех лет, потому что эти фермеры и рыбаки и есть Ирландия. И в их упорном доверии к священникам, зачастую злоупотреблявшим этим доверием, были и есть свой резон и своя историческая основа. Насколько сильнее и ярче выглядела бы эта линия фильма, если бы режиссер сначала рассказал о том, какую роль играла католическая церковь в Ирландии в период ее колонизации. Прежде чем говорить о пагубном влиянии священников на развитие образования и культуры в Ирландии, наверное, не лишним было бы сказать, что без них в Ирландии, по всей вероятности, вообще бы не было ни образования, ни культуры, и что в годы английского владычества только они отваживались преподавать ирландцам их историю и их язык под угрозой ссылки и виселицы. Может быть, тогда и обвинения в адрес Церкви, оказавшейся в конце концов у власти и дурно этой властью распорядившейся, прозвучали бы не в пример острее. А без этого весь гневный пафос режиссера опять повисает в воздухе, и трудно понять, кого он осуждает больше – народ, бездумно отдавшийся на волю "косных самодуров в рясах", или самих этих "самодуров".

Собственно, в фильме подробно показан лишь один представитель этого злостного сословия. Долговязый молодой человек с типично ирландским длинным лицом, улыбчивый и простоватый, радостно сознающийся в том, что "Господь наградил его способностью болтать без умолку". Его доверительный разговор с могильщиками на кладбище – болтливый беззаботный Гамлет, одинаково увлеченный проблемами смысла жизни и результатами сегодняшнего матча, слегка подлаживающийся к собеседникам и неуловимо обаятельный. Он же, вдохновенно распевающий “Off To Dublin In The Green” на чьей - то свадьбе – сильный красивый голос, открытая улыбка, лучистые насмешливые глаза. Почему для изображения «ужасов клерикализма» был выбран такой персонаж, остается загадкой. Во всяком случае, он производит скорее отрадное, чем отталкивающее впечатление, и страшное режиссерское разоблачение после фильма ("оказывается, у святого отца была любовница!") почему - то нисколько этого впечатления не портит. И другой представитель "клерикализма" – усталый чиновник - цензор, с сожалением вспоминающий о тех временах, "когда в Дублине все знали друг друга, и полгорода собиралась по вечерам за кружкой пива, и Дублин укрывал их собою, как плащом", также не вызывает никакой антипатии. И голос женщины на фоне кадров сумрачного моря, рассказывающий о том, как ей трудно жить без контрацептивов, тоже как - то растворяется в этом морском тумане, не производя на зрителя столь сильного воздействия, на какое явно рассчитывал режиссер. И опять хочется спросить, что это: неопытность автора или – опять же – сопротивление материала?

Суровые и монотонные разоблачения и жалобы за кадром ("поистине нелегка и беспростветна жизнь в этой стране") – и веселые хитроватые лица на экране, мягкие ухмылки исподлобья, прячущие иронию, и непобедимый рев Ронни Дрю в качестве музыкального сопровождения. Право же, от всего этого трудно погрузиться в горькие размышления и в полной мере разделить тревогу автора за судьбу его страны. С такой страной совладать трудновато.

Удивительно, но местами этот фильм кажется и впрямь сделанным иностранцем, влюбленным в Ирландию, но не слишком хорошо ее знающим. По - видимому, отчасти это связано с тем, что режиссер, снявший его, уже в то время давно жил во Франции и вернулся в Дублин всего на несколько недель. Может быть, эта дорога оттого оказалась для него такой трудной, что он слишком торопливо по ней пробежался. Слишком быстро и безапелляционно расставил акценты и поставил диагноз. В этом напористом простодушии, не успевающем глубоко вникать в причины и тонкости, слишком много пресловутого "шестидесятничества", которое он явно сохранил в себе по сей день. Перед основным показом нам представили получасовой фильм о том, как создавалась "Трудная дорога в Дублин". В одном из его эпизодов режиссер сначала показывает кадры с мальчиками в иезуитском колледже, а потом, уже в сегодняшнем Дублине, стоя на развалинах этого колледжа, спрашивает у проходящего мимо рыжего подростка в яркой разноцветной курточке: знает ли он что - нибудь о последствиях первородного греха? Мальчишка радостно ржет, жуя резинку, и отвечает: понятия не имею. Режиссер ликует вместе с ним и восклицает: какое счастье! В самом деле, счастье, что детям теперь не забивают этим головы, вколачивая в них палкой показное благонравие. Но… если бы режиссер спросил его вслед за этим, знает ли мальчик, кто такой Хьюг О’Нейл, Патрик Пирс или Бриан Бору – вполне возможно, что ответ был бы тот же: понятия не имею. Становясь более открытым обществом, освобождаясь от "пережитков прежних времен", Ирландия, безусловно, многое приобретает, но теряет едва ли не больше. Да, грустно, что столько лет ее пичкали казенным патриотизмом и казенным благочестием – не просто грустно, но и страшно, потому что прямым следствием этого является то, что уставшие люди спешат сегодня кинуться в другую крайность. В упоении от "грядущих перемен" режиссер как будто не замечает того, что не все эти перемены – к лучшему. Что вместе с утратой прежней "косности" и "убогой провинциальности" Ирландия стремительно утрачивает и национальную самобытность, о чем уже сейчас говорят многие. И если в конце концов придет тот день, когда последний паб с живой музыкой и живыми лицами, так ярко показанными в фильме, будет вытеснен очередным стриптиз - баром… не кажется ли режиссеру, что вот тогда - то и наступит тот самый конец Ирландии, который он пытался предрекать?

Будем надеяться, однако, что этого не случится. Ибо Ирландия – упрямая страна, населенная упрямыми жителями, - что, кстати, очень убедительно демонстрирует фильм. Да, конечно, старая патриархальная Ирландия уходит – можно сентиментально грустить об этом, но время не остановишь. Однако сегодня, глядя на нее, тогдашнюю, бедно одетую, застенчиво улыбающуюся, танцующую, плачущую, горланящую свои песни в пабах, смиренную, дерзкую и необъяснимо прекрасную – даже на том малом пространстве отведенных ей полутора часов и одного - единственного города – почему - то верится, что самое главное не уйдет. Пожелаем же ей, чтобы так оно и было. Пусть она будет жить лучше, но не потеряет лица. Пусть откроется внешнему миру, но убережет при этом свой внутренний. И как бы ее ни убеждали в том, что понятие греха устарело, что его больше не существует, – пусть не торопится с этим соглашаться. Потому что освободиться от кого - то (или чего - то) можно только тогда, когда знаешь, что этот кто - то (или что - то) существует на самом деле, и блажен не тот, кто не признает греха, а тот, кто может осознать его и преодолеть. Одним словом, -

Боже, храни Ирландию!

Подробнее на сайте www.irish.ru

С вами общалась Helen