|
Кто открыл окно? - Я. -
Зря, мне оно мешает сосредоточиться.
В окне уже показалось
незнакомое выражение лица. Оно было настолько незнакомое, насколько выражение
может быть незнакомым. Это был Федор Никодимович.
Я никак не мог сосредоточиться для того, чтобы
вспомнить кокой сегодня день. Должно быть, я слишком рассеянный. Кажется,
сегодня Веселый день. Хорошо…
Не смотри на меня так. -
Как? - Как сейчас. - А как я сейчас смотрю? - Сама знаешь как. - Да ну тебя. -
(Тихо) Сволочь, (Громко и весело) ну как прошел день… - Что? - День. А, день
даже не знаю, как сказать. - (Тихо) Ну и дура… - Я
сидел молча, но больше ничего не слушал.
*
* *
"Надо покурить" - подумал Леонид. Он не любил
рано вставать, хотя понимал, что поздно вставать бессмысленно - утро пропадает
зря. На этот раз желание курить взяло верх. Он свесил ноги с кровати, и
взглянул в окно. "Как же я забыл его зашторить", тяжелые черные шторы абсолютно
не пропускали свет. На улице было пасмурно. По стеклам стекали капли недавнего
дождя. Было очень тихо, грустно и легко.
Леониду нравилась осень, только осенью он
чувствовал себя в своей тарелке. Он нацепил на ноги потертые шлепанцы, встал и,
почувствовав холод, обернулся мягким одеялом. "Неужели человек может
чувствовать себя так хорошо?" Он накрылся с головой и последовал на кухню. По
пути подхватил сигареты, машинально достал одну, чиркнул спичкой и, на
мгновение, залюбовавшись огнем, вдохнул в себя дым.
Уже с самого утра?
За его спиной стояла мать.
Под явно напускной сердитостью ее голоса, проглядывалась легкая усмешка и
искреннее удивление увиденной картине.
Какое это имеет значение, -
не меняя положения и даже не обернувшись, твердо бросил через плечо Леонид.
Он был явно недоволен
нарушением своего одиночества.
Все имеет значение. Ничего
случайного, - резко, но без злобы.
Леонид молчал. Он
чувствовал свою правоту. Глубоко затянулся и выпустил бесчисленные клубы дыма.
Нет ничего случайного, -
медленно, разделяя слова, повторил Леонид, - зачем ты это сказала?
В ответ он услышал лишь шум удаляющихся шагов.
Леонид проиграл спор. Обычно, он предпочитал смолчать, нежели начать спор. На
этот раз не удержался и остался побежденным, зная, что сейчас, спустя несколько минут, он нашел бы что ответить.
Одеяло сползло с его головы, и он чувствовал
себя беззащитным. Сигарета тлела сама по себе, и уже
дымился фильтр. Леонид машинально поднес сигарету к губам и обжегся.
Черт! Я слишком мягок,
чтобы быть мужчиной. Мягкотелый болван! - Леонид говорил громко, нахмурив
брови, но без злости, чувствовалось, что он испытывал удовольствие, говоря это.
Леня! Ленечка, тебя к
телефону! - голос матери был нежным и приятным, ему стало легко.
Он, бросив одеяло на табуретку, пошел к
телефону.
Да.
Это я.
А. Привет. - Леонид всегда
делал вид, что узнал собеседника, узнавая, кто это, в процессе разговора.
(Догадавшись.) Значит, не
вспомнил… Значит, все это случайно.
Нет ничего случайного… -
машинально ответил Леонид.
Что?! Неужели, помнишь!
Чего помню? - явно
заинтересовавшись разговором, спросил Леонид.
В трубке слышалось только
дыхание. Собеседница, видимо, была поставлена в тупик таким вопросом, затем
повесила трубку.
(Без
любопытства. Для разряжения обстановки.)
Кто это?
Не знаю. Или знаю. Но
возможно ли это?
Тебе виднее.
*
* *
Утро было солнечным и теплым. Опадала листва,
но в воздухе витал неповторимый летний запах прибитой дождем к асфальту пыли.
Люди, проходящие мимо, были летними и легкими, словно летний снег. Но это уже
осень.
Леонид сидел на скамейке и ждал, когда ему
надоест здесь сидеть. Солнце слепило глаза. Во всем теле ощущалась тяжесть и
нежелание что-либо делать. Он хотел сидеть так бесконечно долго и ждать, пока
угасающее Солнце проникнет в каждую клетку его тела и останется там. Но
постоянное ожидание перемен сидело где-то очень глубоко, не давая успокоиться,
периодически раздуваясь ледяным шаром, который сдавливал дыхание и мешал
сосредоточиться. Солнце немного растопило его и остановило мысли, сплетающиеся
клубком, который невозможно распутать, вытаскивая нити одну за другой, потому
что они постоянно перемещались и сбивали с толку. Леонид об этом думал, но это
его не отягощало. Он закрыл глаза.
…Стоя посреди бесконечной
пустынной улицы, съежившись от холода, Леонид вдыхал ледяной ночной
воздух. Воздух был тяжелым и жестким, он будто звенел в слабом свете фонаря, отраженного
мокрым асфальтом. Настоящая осенняя ночь. Леонид все
стоял и стоял, периодически видя себя со стороны. Небо нависало своим свинцовым
телом буквально над самой головой. Казалось, что высотки вот-вот проткнут его,
и из непроглядной тьмы хлынет вода, падая с такой силой и скоростью, что сможет
раздавить саму твердь земную. От страха сводило суставы. Голос не звучал…
Леонид открыл глаза. Она стояла перед ним, как
тогда.
Вот видишь, я тебя нашла.
Почему меня? - он спросил
машинально, словно, эти слова были продолжением его самой затаенной мысли.
*
* *
За стеной громко заговорил телевизор. Вера встала,
надела куртку, обулась. Взглянула в зеркало, закрыла глаза:
Нет ничего. Только утро
реально, - немного помолчав, она коснулась холодного зеркала, затем резко
отдернула руку и вышла.
Яркий свет слепил глаза и казался сном, только
что прерванным сном. Ее лицо гладил легкий ветерок.
Прислонившись щекой к окну трамвая, Вера
педантично, словно ученый, пытающийся постичь Истину именно истину, а не
знания, которые скрывают ее, как вода скрывает дно, изучала лица пассажиров.
Каждый из них содержал в себе все, но был пуст. Но не так, как пуст прозрачный
сосуд, который идеален и чист, как душа у новорожденного, а так, как бывает пуста выгребная яма, дно которой помнит следы
многовековой гнили, гнили пожирающей даже самый свежий плод.
В ее голове засели занозой ее слова. Она никак
не могла понять, как эта сука смогла так легко и точно, буквально в двух
словах, сказать о ней, о ней загадочной и непостижимо разной, все. И то, что
она понимала, но скрывала, и то, что не знала, но что оказалось чертовски точно
и мерзко. Вера была выжата как лимон, и немного рада.
Что значили эти ее последние слова: "Теперь
попробуй меня забыть".
Вера открыла газа и увидела, что на нее нагло,
с нескрываемой похотью уставился мужик лет шестидесяти. Он, встретившись с ней
взглядом, довольно оскалился и облизал ее взглядом с головы до ног и обратно.
От злости у нее все сжалось внутри, кровь прилила к голове, и, неожиданно,
разливаясь по телу волнующим холодом, приятное своей недопустимостью приплыло
возбуждение.
*
* *
Вокруг сидели люди. Все они были разные, но их объединял
смысл их присутствия здесь, они пришли услышать музыку.
Олегу нравилось здесь находиться. Он был в
объятиях темноты и своеобразной тишины. Ему не надо было бояться. Он был
спокоен. Уверенность. В ближайшие минуты должно происходить то, что его
полностью устраивало. Он ни о чем не думал, ни к чему не стремился.
Олег закутался в уют.
Из
темноты тепла он окунулся во мрак холода. Сглаживаемый весь день солнцем ветер
накинулся как изголодавший зверь. Но и здесь уют не отпустил Олега, который
спрятался в панцирь своей одежды. И даже вдыхаемый морозный воздух был не
больше чем пикантная черта, прибавлявшая уюту легкий
шарм.
*
* *
Федор Никодимович тщательно чистил зубы, он улыбался в
зеркало и гримасничал измазанным пастой ртом. Эту процедуру он осуществлял
регулярно. Таким образом, он подводил итог дня.
Он бережно откинул одеяло и залез в постель. Сладко
зевнул только что включившемуся за окном фонарю и отключился.
Федор Никодимович любил придумывать… Едва
он закрыл глаза, как он придумал свою дочь. Она стояла напротив лежащего в
постели человека и пристально смотрела в окно. Здесь же были и Леонид, и Вера,
и Олег. Они молчали. Он был рад, что их придумал.
*
* *
Она держала в руках
свидетельство о смерти и чувствовала, как ее пальцы деревенеют. За окном в
белый фургон садились врачи. Они были очень спокойны и уверенны. Их уверенность
успокоила ее, пальцы вернулись в привычное состояние. Этот розоватый лист
перестал представлять что-то мистическое, что-то, где сконцентрировалась вся
скорбь происходящего. Она огляделась.
Олег - крупный неуклюжий
человек с помятым беспомощной добротой лицом - никак не мог понять, что же он
здесь делает. Удивленно озираясь по сторонам и всячески избегая встретить
чей-либо взгляд, он казался жалким и беспомощным, словно выброшенная на сушу
рыба.
Вера любопытно осматривала Леонида. Иногда, вскользь
задевая взглядом человека на кровати, опускала глаза на свои туфли, затем,
стряхнув с себя оцепенение, снова устремляла рассеянный взгляд на Леонида,
который, съежившись на стуле, курил.
*
* *
"Зачем она меня сюда позвала? Зачем я сюда пришел? Не
знаю. Не знаю даже имен всех этих людей. С какой целью я притащил сюда Олега?
Неужели, только для того, чтобы чувствовать себя увереннее, глядя на него,
глядя на то, как он смущен". Леонид закрыл глаза. Как все это нелепо…
Неожиданно, словно обнажая верхушку айсберга своих мыслей, он произнес: "Что
произошло?" Он совсем не имел в виду, видимый смысл происходящего, это было
очевидно. Этими словами он попытался выразить свое состояние и, как он думал,
состояние общее. Все дружно вздрогнули и посмотрели на него. Каждый хотел ему
что-нибудь ответить, но сам воздух этой комнаты настолько загустел молчанием,
что слова не могли проникнуть в него, нарушить его девственность, они растаяли
в гортани и спустились в живот. Но Леонид истолковал эти взгляды по-своему. Ему
захотелось спрятаться, уменьшиться и стать невидимым или же увеличиться
настолько, чтобы окружающее перестало его волновать…
Глубоко затянувшись, он выпустил дым, от которого у него заслезились глаза.
Дочь нервно открыла окно и вдохнула холодный
воздух.
*
* *
Олег стоял неподвижно около двери. Он не мог заставить
себя пройти в глубь комнаты, ибо не мог найти для этого повод. Не смотря на
это, он заполнял собой все пространство, он был осью происходящего.
Тупо улыбаясь, он искал
слова, чтобы вывести Леонида из его затруднительного положения. Он ощущал
непонятную ответственность за Леонида, да, собственно, и за всех остальных. Он
хотел бы принести из дома немного уюта и взрастить его здесь.
Одна из девушек стала открывать окно, но то сильно
перекосилось и не хотело поддаваться. "Вот он! Вот повод. Нельзя упускать этот
случай". Олег уверенно направился вдоль комнаты и помог открыть окно. Девушка
отблагодарила его взглядом, он ответил ей почтительным кивком. Никто не
пропустил этого события, хотя длилось оно всего секунду.
Не сказанные фразы стали
перевариваться в животах. Стало легче.
*
* *
Зачем он это сказал?
Забавно. "Что произошло?" Вера продолжала разглядывать Леонида. Ей казалось,
что он у всех на глазах уменьшился и сник, он не знал, куда деть свой взгляд,
он даже прослезился. Почему ей это казалось настолько отвратительно? Неужели он
не заслужил хотя бы жалости? Нет, жалость еще более унизительна, жалость
разрушает. Рождается она из привязанности? Нет, она рождается из привычки, из
привычки к давно ненужной вещи, заполненной воспоминаниями, которые сложно
унести на себе. Но ей хотелось жалости, она желала жалость! Она вожделела к ней
почти патологически. Речь шла даже не о сострадании, когда человек проникается
скорбью другого человека, разделяет его груз, ей не было нужно, чье-либо
понимание, оно разрушило бы ее упоение своей ничтожностью. Речь шла об
абсолютной жалости, ей хотелось, чтобы кто-то невообразимо большой положил ее к
себе на колени и накрыл ладонью. Она стала бы ему подчиняться, погрузилась в
забвение самой себя.
Ей стало жаль Леонида.
Вера, словно, хотела заслужить этим жалость к себе.
Скрип открываемого окна вернул ее к
происходящему. Парень, все время стоявший у двери, уже оказался у окна. В
комнату ворвался свежий воздух, Они обменялись благодарностями. И эти взгляды
вместе с морозным воздухом выветрили из Вериной головы жалость. Она еще раз
взглянула на Леонида: в белесом свете окна он перестал быть размытым, он
приобрел четкость черт мертвеца, и одним движением кисти вписался в
происходящее.
*
* *
Федор Никодимович лежал и улыбался, он был счастлив. Он
уже давно не видел сны. Не то, чтобы он так крепко спал или, скажем, он не мог
их вспомнить. Просто, он спал и придумывал. Только одна деталь его тяготила: в
его выдумке стали появляться детали неподвластные ему. Сначала, начали
исподтишка вылезать разные мелочи, о которых он думать не думал
и знать не знал, но на них Федор Никодимович закрывал глаза. И, все-таки, на
этот раз, факт родил вопиющий вопрос: кто это там лежит на кровати?
Он открыл глаза и сел. "Здесь что-то не то. Или же Я
придумал его незаметно от себя, или… Или? Но чему
быть, тому не миновать. Если есть, то надо съесть." Решение
пришло само собой. "Надо самому решить, кто это и сделать вид, что это я его
придумал". Но для кого, собственно, нужно делать этот самый вид. "Да,
собственно, для себя" - сказал, а, вернее подумал, Федор Никодимович и
самоуспокоенный лег обратно.
*
* *
Олег воспрял духом. Легкая
улыбка периодически искривляла его рот, отчего его лицо становилось еще более
неуместным. Открыв окно, он приглашал всех перейти, сделать следующий шаг. Он
не знал, в каком направлении, поэтому ждал.
Олег практически вышел за
пределы этой комнаты. Он начал заполнять лестничную площадку, увидев снаружи
дверь в эту комнату. Увидел и остальные двери. Весь мир разделился на
бесконечное число комнат. В каждой царила своя атмосфера, своя суета, своя
скука. Олег наполнился детской радостью. Ему казалось, что он все понял и почти
схватил за хвост происходящее… Упустил. Стало мерзко и
ничтожно. Все перепуталось. Разрушилась непоколебимость частности, она
показалась зыбкой, и мола дать течь в любую минуту. Его квартира утратила
отделенность и уединенность. Сверху, снизу, слева, справа появились люди и
поселились у него в голове. В его голове умер уют.
Ветер из окна стал его
продувать. Олег замерз. Ему никогда не было так холодно. Он прислонился к стене
и закрыл лицо руками.
*
* *
Леонид поднялся со стула, закурил очередную сигарету и
сделал несколько шагов навстречу Олегу, затем, остановился, как вкопанный.
"Зачем? Зачем!? Почему все это происходит! Этого не может быть!" Он огромными
глазами смотрел вокруг и ничего не видел. Все погрузилось в туман. Леонид не
понимал, кричит он или просто думает. Кровь застучала в его висках. Ему
хотелось что-то сделать. Что-то, что смогло разбить все происходящее, как
стекло. Все вмиг утратило реальность и представилось великой мистификацией,
мысли путались в голове. Леонид подбежал к окну. Ему не хватало воздуха, ему
было мало одной форточки. Она показалась ему жалкой пародией свободы, свободы
от вымысла, он боялся Вымысла.
Леонид зажмурил глаза и с
размаху ударил в окно. Стекло закричало спасительным звоном. Он глубоко вдохнул
реальность, открыл глаза и стал жадно пожирать небо, крыши, деревья… Почувствовав,
что он поранил руку, он опустил взгляд. Из пореза тыльной стороны ладони текла
кровь, густая и реальная, как сама жизнь. Леонид был заворожен этим зрелищем…
Из-за руки выглянуло лицо, бледное и сосредоточенное.
Леонид в ужасе дернул рукой. Все внутри похолодело…
Это было его лицо,
отраженное крупным осколком стекла. Он без злости принялся методично топтать
осколки. Затем, обессилено оглядев результат своего труда, запрыгнул на
подоконник и посмотрел вниз.
Леонид обернулся и впервые
взглянул на человека, лежащего на кровати. "Кто он?" Его лицо стало что-то
смутно напоминать Леониду. Он видел его недавно, совсем недавно. Он видел его
только что. Это же его отражение! Только очень спокойное.
Леонид поскользнулся на
мелких осколках и выпал из окна.
Вера не верила своим
глазам. Окно, только что навсегда поглотившее человека, продолжало безмятежно
существовать. Оно смотрело на нее пустотой между створками, смотрело пристально
и нагло, не спуская взгляда, и улыбалось…
Олег бежал вниз по
ступеням. Мелькали двери… Они открывались и
закрывались, обнажая свое нутро. Олег бежал. Он уже потерял счет этажам, они
постоянно сменяли друг друга. Он споткнулся и упал. Нащупав ближайший угол, он
вжался в него и согрелся.
*
* *
Федор Никодимович лежал, не шевелясь, и старался не
дышать. Он представлял себя, лежащим на асфальте мертвым. И представил себе это
настолько явно, что впоследствии так и не вышел из этого состояния. Все, что он
придумал, свернулось в рулончик и исчезло.
*
* *
Дочь улыбнулась, прикрыла
лицо лежащего на кровати, погладила по голове Веру и
улыбнулась.
|
