|
Н.Новгород,
Дом Офицеров, 24 ноября 2006г.
...Вначале был Ритм. Органичная смесь славянских, индийских, новогвинейских ритмов, под которую стоя, сидя, лёжа плясали
нечто языческое юноши и девушки в оранжевых балахонах в крапинку. Спереди к их
поясам были крепко пришиты барабано-тамтамы. Крепко –
потому что прыгали вверх-вниз, но не отваливались. Выглядело интересно, Фрейд
тут бы много чего сказал, а я промолчу. Потом все притихли, упали ниц, и на
сцене появилась – почти что из ниоткуда – богиня? Не знаю насчет богини, я ее
про себя сразу назвала алой женщиной. Представьте: нимб рыжих волос,
белоснежная кожа, скульптурное тело – и алое платье. Слепит.
Про платья. Каково традиционное представление о платье Оперы? Длинное.
Складчатое. Однотонное. Обтекаемое... Отменить! Опера поколения Next: более чем открытое, фривольное, дерзкое. Все, что
угодно, но не выход в светское общество, не голубая кровь.
Фривольное – это я не зря говорю. Красной (алой?) нитью, прошившей все
шоу навылет, была эротика. Любви, конечно, все плоскости покорны, но жест, при
котором женщина сладострастно проводит по своему телу руками, и демонстрация
бедер успели за два часа слегка приесться (хотя мужской половине зрителей –
вряд ли).
Первая ария алой женщины – “У любви, как у пташки, крылья”. Мелодия
(как и все последующие мелодии арий) обработана в стиль. Потом все разбегаются,
врубаются кастаньеты, на сцене – классическая испанская карменсита.
В красно-черном, с розой в зубах... или розы не было?.. Ладно, не было. Карменсита цокает каблуками, трещит трещотками, развевает
юбкой, да так, что танец ее начинает явственно смахивать на канкан. Впрочем,
был и настоящий канкан (две блондинки в шляпах и подвязках... нет, на них,
конечно, еще что-то было типа корсета...) – попозже, после четырех джентльменов
(в полосатых брюках, с тросточками, в цилиндрах), которые просто отбивали
чечетку. Какой-то из номеров делали 12–13-летние девочки-гимнастки, тоненькие,
тело без косточек. Вот вы можете играть на скрипке воображаемым смычком, стоя
на голове или крутя колесо? А они могут. Я в них верю.
Короче, много их было, костюмов и танцоров. Вообще-то рассказывалась
история про развитие любовного чувства. Любовь как идея – мечта о любви и
встрече – встреча – апофеоз – измена – ревность – расставание – мечта о новой
любви и новой встрече. Все так или иначе сводилось к Любви и Женщине. В роли
Женщины, соответственно, Марина Степанова. Пела только она, и прекрасно пела,
все было очень вкусно, спасибо. Только не хватало Мужчины. И в первом, и во
втором отделении были такие попытки... Темнота, пустая сцена, ночь, луна на
заднике; выходит мужчина. Обычный, коротко стриженный. Не в галстуке, не в
шляпе, не в трико. У рубашки рукава закатаны и ворот расстегнут. В руках у
мужчины сияет саксофон. Саксофон тоскует по женщине. И звук прекрасен, и я
прокляла все на свете, поскольку диктофон не взяла (чего там эту оперу писать,
да)... Одно но. Луна – это был полукруг желтоватого света. И тому, кто
лихорадочными неравномерными рывками дергал ее от правой кулисы к левой и
обратно, руки пообрывать мало и пить надо меньше.
Потому что все пялились на эту, прости господи, луну – как никогда похожую на
кусок заплесневелого сыра. Загнобили мужика, в
общем... Одно утешает, что все равно “песню не задушишь, не убьешь”.
Плыл перед каким-то номером из динамиков и низкий, хрипловатый, дивный
голос – кажется, Элла Фитцджеральд. В целом метафора была понятна.
“Позолоченный век”, Golden Age,
шоу, джаз, лав. Безбашенное веселье, роскошь и легкий
гнилостный привкус порока. Опера поколения Next, как
значилось на афише.
Что еще запомнилось? Ребята в белом, которые танцевали брейкданс: такой белый вихрь, о-о... Двое потом пронеслись
по проходам между рядами кресел, таща за собой воздушных змеев. По-моему, этот
коллектив от души отрывался. Кстати. Вот что я думала, пока там сидела. В
кресле ой-ёй-ёй устаешь, завидно до потери пульса.Такие
бодрые постановки стоит устраивать не в маленьких чинных залах, застегнутых на
все пуговицы, а в больших эстрадно-концертных. Чтобы народ мог под эти
заводящие ритмы отрываться тоже, подпевать там или подтанцовывать. Потому что
это безобразие рассчитано на молодежь. Прошла еще смутная ассоциация с
Арефьевой, наверное, потому что у обеих певиц меццо-сопрано. Но куда больше то,
что делает Марина Степанова в России, похоже на то, что сделала Nightwish в США.
В целом – очень насыщенно, ярко, динамично, чуточку вульгарно. Замысел
абсолютно новаторский, профессиональный. Исполнен с искренним энтузиазмом и
принят на ура. Техническое решение не идеально – это я про луну. Про постановку
тоже. Часть арий исполнялись на языке оригинала (итальянский, французский).
Хрупкая словесная ткань сюжета от этого совсем рассыпалась: внимание было
удержать трудно. Танцы “перекрикивали” и голос Марины, и голос саксофона. Не
поняла ни разу, зачем под пение “Ave, Мария, Матерь Божия” изгибались в черных облегающих трико мальчики и
девочки с руками, связанными черной лентой от запястья к запястью, в этих
лентах путая друг друга и певицу. И к чему были мохнатые сиреневые котята,
милые, конечно...
...Сходите тоже. Может, вы поймете?
Янтарь
|
