|  |  | |
Кончается ещё один десяток
Миллионов, миллиардов лет…
Какая разница, какой остаток
Души твоей теперь лежит в земле?
| Я верил, что город будет,
Я верил, что саду цвесть...
Не вздрогнуло сердце на блюде,
Любовь превращается в месть
| Наша нежность друг к другу
подобна хрустальной вазе;
береги её, не дай расплескаться
зря…
|
Потрепал за щеку ветер
Ягоды малины спелой
А июнь зелный свитер
На луга набросил смело.
| Родились для огня и битвы
Мы много лет назад.
И сколько не кричи молитвы,
Вернемся скоро в ад!
| Вы знаете, претит мне каждый раз,
Когда стихи поэтов разбирают,
По мыслям и цитатам разнимают
И объяснить пытаются тотчас,
|
Что мы собираемся оставить нашим потомкам, даже если эти потомки совершенно на нас не похожи? Если наши деньги завтра превратятся в прах. Если мы не сможем вывезти наших детей и внуков из задыхающейся в экологическом дисбалансе страны в другую, чистую страну по той причине, что такой страны больше нет. Если нам некуда будет отступать. Нам. Организмам, паразитирующим на гибнущих планетах…
|
|
... Пришёл бы он чуть раньше... Нет, это всё-таки странно. Вдруг, совершенно внезапно, словно водой холодной облили, понимаешь - нет, я его не люблю, чувствуешь себя свободно, словно огромный бумажный змей, отпущенный детской рукой в необъятное небо, только ветру подвластен, больше никому. А потом, падаешь на ветки, когда ветер утихнет. И новое чувство совсем скоро поднимает тебя... и ты опять оказываешься привязанным, в плотно сжатой руке, и не можешь полететь туда, куда хочешь - приходится слушаться. "Ну конечно, как же еще может быть в пятницу тринадцатого?" - злясь на себя, сказал я, сгребая в совок то, что осталось от любимого блюдца. Яичница, как назло, никак не хотела отскребаться от сковородки, держась за нее всеми своими подгоревшими частицами. Жуя ее, горелую и несоленую, отдаленно напоминающую гудрон по вкусу и тухлую рыбу по запаху, я вспомнил, что жена вчера не помыла сковородку после рыбы.
|
| |
|  |
