|  |  | |
Наша нежность друг к другу
подобна хрустальной вазе;
береги её, не дай расплескаться
зря…
| На мне, как на кошке, всё заживает,
А раны мои – просто раны души,
Но только – о Боже! – как больно бывает,
Когда они вдруг кровоточат в тиши.
| Я верил, что город будет,
Я верил, что саду цвесть...
Не вздрогнуло сердце на блюде,
Любовь превращается в месть
|
Вы знаете, претит мне каждый раз,
Когда стихи поэтов разбирают,
По мыслям и цитатам разнимают
И объяснить пытаются тотчас,
| ... плакали деревья...
шепотком шумели,
сбрасывали нежно
смуглые одежды.
| Потрепал за щеку ветер
Ягоды малины спелой
А июнь зелный свитер
На луга набросил смело.
|
...Она держала в руках свидетельство о смерти и чувствовала, как ее пальцы деревенеют. За окном в белый фургон садились врачи. Они были очень спокойны и уверенны. Их уверенность успокоила ее, пальцы вернулись в привычное состояние. Этот розоватый лист перестал представлять что-то мистическое, что-то, где сконцентрировалась вся скорбь происходящего. |
|
"Меня покачивало. Я долго не мог понять, где я? Волны, водные песчинки, наполняющие воздух, плеск: плям-плям, плям-плям. Воспоминания ворвались резко и беспощадно, вернув к реальности меня сразу и окончательно: мы утонули. Вернее, наш теплоход с более, чем 30-ю человекам на борту. Там, глубоко под нами, он обрел свою последнюю пристань. Остались только мы..."
Друзья остались рядом – верные спутники кузнечкиной старости; когда смотришь в их лица, видишь не свою старость, а их молодость и жизнь кажется нескончаемой…
Они знают тебя, как облупленного и дорожат тобой, ни смотря ни на что – ни на то, что ты пропадаешь, не объясняя, ни на то, что ты молчишь, замыкаясь в себе, ни на то, что ты стрекочешь без конца, не смолкая и не давая вставить слово…
|
| |
|  |
