Словно Солнце, сваливаются на голову вечно мстящие
японские девочки – свет и радость, бьющая в полночь из-под толщи бесплодной
земли. Раскрываясь, зацикливается сюжет и
негодяи лапают плоть, сами вздрагивая от
прикосновений. Одежды сорваны, выпита кровь – но как бы не до конца - кукла всё
ещё ходит и плачет. Через неё взрывается Солнце – единственный в мире цветок.
По приоткрытому рту суетливо ползёт пушистая гусеница – шёрстка её отливает
всеми возможными красками. По синей чёлке спускается толстый паук – его новый
шедевр покрывает глаза, ноздри, уши. На лбу – как морщина, след слизняка. Кукла
сидит, наблюдая, как в её сон забредают всё новые насекомые. «Встань и иди!», -
каркает ворон и она делает шаг, а верный зверёк на поводочке
ласкает ей грудь, весело повиливая хвостом, в руках её – нож. Но Солнце сияет и
нож ей не нужен. Увидев её, люди становятся точками и исчезают внутри цветка.
Она поёт и, услышав её, нелюди прекращают разделывать труп, и как пчёлы,
слетаются на пыльцу, вдыхают души сгоревших точек, дышат, дышат и плавятся в
объятиях лепестков. Девочка раздевается и, раздвинув тощие ножки, ожидает шмеля. Время идёт – реки
несутся вспять, горы исходят лавой, птицы бьются о землю, но шмель не летит.
Вместо него плетутся жуки, червяки и паук, как встарь, заплетает ей уши, глаза
и ноздри, а по губам шествует всё та же роскошная гусеница. Девочке снится, что
она, замерев на серой платформе, читает список отмен поездов, сбивается, снова
читает, заходится в горьких рыданиях от невозможности дочитать до конца. «Калистово... Но Кали не из моей сказки!», - кричит она,
просыпается и снова идёт с ножом по сердцевине цветка, пропитана страхом и
болью, лихо сплёвывая комочки земли в нежный ковёр тычинок.
В её круглых глазах отражается долгое поле, в
котором цветёт
единственный в мире цветок.
|