|
Данный текст
ни в коем случае не имеет своей целью придание огласке фактов чьей-то биографии
и истории болезни. Автор заранее приносит извинения всем тем, чьи судьбы были
подшиты в это «дело».
И, главное –
знайте, что бы Вы ни сказали, это только подтвердит Ваш диагноз.
Игорь Васильев
упал замертво с проломленной головой, хотя на роду у него была
написана тайная смерть в пропитом доме. Воспротивясь судьбе, он завязал и теперь лежал, растеряв
сомнения и страхи, безнадежно утратив и бесстыдство, и всякую совесть. А убийца
ушел, помочившись на труп, на прощанье не пошарив в карманах, даже не
напугавшись. Тяжело вздохнув, свалил по-быстрому,
закинув в канаву осиротевшее орудие.
Пошел дождь, но легче не стало. Подкралась
ржавчина. В небесах затаился снег.
I
Игорь мечтал стать работником хосписа и любоваться
угасающим сиянием прошлого. Он представлял, как окружит себя ужасом и будет
царствовать в нем, бредил душами,
прислуживающими ему во сне, но сложилось иначе. В припадке беспочвенного
бешенства он погнался за отцом с двухстволкой. Соседи
с интересом щурились за глухим забором и делали ставки. В НИИ клинической психиатрии Игорю в очередной раз поставили
диагноз, с которым он так и не смирился. Отчаявшись доказать врачам свою
вменяемость, он сбежал и, сняв у метро "Каширская" дебелую девушку,
вернулся на место преступления. Всю дорогу девушка рассказывала ему, что её еще
никто не трогал, но она усиленно ходит на шейпинг в надежде на встречу с
нефтяным принцем. Игорь признался, что мечтает о темном царстве бесконечных
страданий, в окружении преданных душ. Девушка пошла покурить в тамбур и на
следующей станции не вернулась. Окно покрывали тоскливые трещинки. Некоторые из
них складывались в фигуры, многие – в слова, означавшие нечто ускользающе важное. Пыль между стеклами вагона ела Игорю
глаза своей необратимой многолетностью. Ему было
больно. Хотелось поймать ту девушку и насадить её на полосатый придорожный
столбик. В тот же день ему дали по лицу за философствование, а ночью пришла
Дочь Хозяина, истощенная воздержанием и беседами с отцом. её неестественно
светлые волосы выбивались из-под капюшона, сияя при свете скрипучего фонаря
тусклым серебром. Она снова была девственницей и говорила бесконечными фразами
о природе лунного света. Игорь осторожно вошел в неё, но, почувствовав
приближение рассвета, она распласталась по зеленоватой изморози и растворилась
в собственном крике – «hang sa
bhong deen». Они все же
успели зачать чью-то душу - Игорь
почувствовал, как рядом с ним ворочается нежить. «Все впереди, малыш, все еще
впереди…», - подумал он и тварь поспешила к матери. Где-то есть это место – там
в доме Хозяина живет его Дочь и носятся бесчисленные души её детей. Их детей,
которых они зачали еще когда сам Игорь был в утробе собственной матери,
остервенело крестившейся на темные углы в перерывах между эпилептическими
припадками молитв.
Родители Игоря Васильева были сотрудниками
Московской Патриархии по экономической части и считали, что сынок послан им
свыше в наказание за участие в неких неправедных делах. Как –то раз из него
изгоняли бесов. Процедура оказалась на
редкость утомительной и проходила в городе Ступино.
Игорь был в тот день с сильного похмелья и развлекал себя анальными фантазиями,
а под занавес проблевался. Поп сказал, что это очень правильно. «Бес по частям
из тебя выходит!» Игоря снова вырвало. Когда порыв затих, он молча вышел из
церкви. Дул пронизывающи ветер, в котором мешались запахи рыбы, ладана и стаи приходских попрошаек. «Где тут можно
бабу снять?» - сурово спросил он у грязного создания с иконкой и плошечкой.
Смутившись, оно вяло прихорошилось и игриво ответило «Да везде!».
Наскоро помяв свеженайденную
ступинскую девку, он стал вспоминать, куда же его
отец обычно прячет ружье. Игорь был тайным последователем Алистера
Кроули и потому введение себя во храм счел за
оскорбление крайней степени.
На станции «43 километр» Ярославской железной
дороги стояла нездоровая тишина. «Убить», - пронеслось в мозгу у Игоря
Васильева. За всю свою жизнь он убил двух крыс и одну лягушку. Последнее
существо было случайно задавлено велосипедом, что стало поводом для
многодневных сожалений. С раннего
детства Игорь бредил темой исключительно людской смерти – читал об убийствах и
самоубийствах, любил смотреть хронику – это возбуждало его. «Убить! Убить!», -
дрожало в нем, требуя воплощения. Часто, наблюдая за людьми, он представлял,
как они умирают. Он испробовал тысячи образов, но больше всего будоражил его
воображение огонь – живое бушующее пламя и людские остовы разных стадий,
носящиеся в нем. Жидкий, живой, одушевленный напалм, поглощающий биомассу,
освобождающий души от бремени тел. Подобие термоядерной реакции. Укрощение
распада.
Ночью к Игорю в который раз пришла Дочь Хозяина и
рассказал, что её изнасиловал отец и она более не невинна. В её глазах стояли александритовые слезы. Хозяин во все времена был эталоном
жестокости. В те славные времена, когда его звали Хронос,
он вытворял и не такие вещи…
Игорь раздел Дочь Хозяина. Она не сопротивлялась.
Воздух потрескивал - где-то условно рядом затаился папаша. Еще несколько минут
и он предстанет во плоти в окружении свиты развратных духов. Дочь Хозяина тоже
чувствовала приближающийся ужас. Когда треск перешел в мерцание, достиг апогея
и заполнил собой небо и землю, она не выдержала
и провалилась в один из сумрачных миров по левую сторону от Адских Кущ,
неподалеку от стоянки Райских Полчищ. В каменные сады на берегах кровавых рек
под тысячеглазой бездной зубастого неба.
Хозяин так и не проявился, но и не пропал. Игорь
чувствовал, как ЭТО поедает его глазами, насилует сотнями острых щупов, грызет,
заставляя всё его существо сжиматься в комочек беспомощной дрожи. Серебряная
игла разворотила мозг и Игорь потерял сознание от всепроникающей боли и ужаса. Тик-так-так-тик. Тактик затих.
II
“Некуда деться от пения. Не скрыться. Отец вышел из
больницы. Молчит и хромает. Дочь Хозяина каждый вечер извивается, кричит и
скрывается в щель между радугой и софринским
железнодорожным вокзалом. Она – вода, подвижна и неизменна, она поддатлива как ртуть и так же опасна. И тень Хозяина стоит
за ней. И души наших детей – светящиеся точки.
Выпорол соседского мальчика. Не полегчало. Заплатил
ему блоком сигарет. Ночью не могу выйти во двор – постоянно мерещится Сталин.
Все идет к наихудшему, что впрочем, неудивительно. Похоже там действительно
кто-то есть. В шинели и с характерным профилем. Бродит и бормочет нарезку
стихов – их, наверное, сочиняет специально для него кукла вуду
в перерывах между сеансами иглоукалывания. Или только делает вид, что сочиняет,
а сама бессовестно ворует в электронной конференции “ТРАВА.ПО.ПОЯС”. Да, там,
где же еще найдешь такое. А потом Сталин ходит вокруг моего дома... Дочь
Хозяина каждый вечер приходит, раздевается и ложится на ковер бледной закатной
звездой. Но мы больше не танцуем с ней, она сама исторгает танец. А я – нет.
Ведь Сталин ходит вокруг да около, обрывая любые побеги. И побег – невозможен.
Вот оно, царство бесконечного страдания. Чуть
приглядеться – вот они, души, рядом, готовы распластаться и испариться ради
малейшей прихоти. Но зачем оно, это призрачное могущество, это всевластие в
мире призраков… Ведь вокруг дома ходит ТАКОЕ. И некуда деться от пения, и Дочь
Хозяина танцует сама с собой и проваливается – вот он, разрыв, он выдает… Силы
Неба и Ада! Неужели все это происходит со мной… ПОХОЖЕ, ТАМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО
КТО-ТО ЕСТЬ!»
III
Игорь Васильев предчувствовал дождь.
Это было похоже на предчувствие тоски. Осязание её
колеблющейся тени. Когда приближалась Дочь Хозяина, в воздухе повисал запах
электричества. Когда приходило время дождя, пахло водой, грибами и рыбьими
слезами. В дождь ОНА не являлась. Ей, вскормленной огнями, демонами и
развратной живностью, как-то не с руки промокать насквозь и ходить с мокрыми
волосами в пахнущем псиной балахоне.
Все самое странное в жизни Игоря всегда происходило
в дождь. Вот и сейчас что-то ныло внутри, стягивая мозг ожиданием. Тревога,
зудящая тревога жгла. Не давала покоя. Что-то подкралось. Это было очевидно.
Игорь сидел на террасе, теребя моток веревки.
Вчера опять ничего не вышло. Его изводило созерцание танца –
отдаляющихся касаний, гаснущих огней и незавершенных па. Игорь уже был готов
прогнать ЕЁ – лишь бы прекратить все это. Нет, он бы конечно не… А сейчас его
позвало в преддождливость. В тяжелый воздух, в
угрюмые глаза и первые огромные капли. Игорь брел вдоль посыпанной крупным
гравием дороге, думая о детях, летающих в огромном доме и Хозяине, в чьей
власти дать им тела. Придет день, и они появятся здесь – в этом
гравийно-дождливом мире. Влетят на черных колесницах с факелами невозможного
огня. И четыре библейских всадника будут предшествовать им. Сам Хозяин сделает
шаг… А на его руках в багровом одеянии будет сидеть Дочь, та, что прекраснее
всех земных женщин, меняющая тела, охотящаяся за душами людскими, слизывающая
сны с детских губ, мчащаяся в грозовом облаке.
…Последней земной тварью, которую он увидел, стал
сумасшедший бродяга. Видимо, он принял
Игоря за один из своих снов. Возможно, так оно и было. Из щели в
пространстве зашелестело. Это Дочь Хозяина готовилась к свадьбе. Кто сказал,
что браки заключаются на небесах?
Кровь уже пролита. Скоро настанет время вина и
меда. А тело останется на земле.
Пошел дождь, но легче не стало. Подкралась
ржавчина. В небесах затаился снег.
|
