4 мая в Кремлевском концертном зале отгремел очередной концерт из цикла
"Музыка в джинсах". За роялем – Даниил Крамер,
за дирижерским пультом – Александр Скульский,
оркестранты - уже наготове. Им предстоит сыграть Концерт Моцарта для фортепиано
с оркестром №22, Симфоническую сюиту из оперы "Порги
и Бесс" и "Рапсодию в стиле блюз"
Джорджа Гершвина.
Звучит оркестровая экспозиция. Солист ждет момента
своего вступления и не просто готовится к нему, - с первых же звуков он
погружен в музыку Моцарта: подпевает, в такт качает головой. Почти неслышно
киксует валторна. И, наконец, - долгожданное вступление рояля.
Первая часть Концерта вся буквально
"соткана" из пассажей – это классическое perpetuum
mobile. Поклонники творчества Крамера
узнают его не только по манере игры, но и по голосу: он проговаривает каждую
ноту, что для академического музыканта почти неприемлемо. Но все пианисты со
"школьной скамьи" знают: если вслух проговаривать пассаж, он будет
искриться и сверкать, как бриллиант. Крамер, видимо,
хорошо усвоил юношеский урок. В сольной каденции (его собственной) вдруг
появляются неожиданные для уха гармонические созвучия. А чувству ритма Крамера можно только позавидовать, - а как же иначе, ведь
он, в первую очередь, джазовый пианист, а в джазе ритм играет доминирующую роль.
Несвоевременные аплодисменты возвещают об окончании
первой части, вот уже начинается вторая. Откуда эти скорбные звуки, столь не
характерные для весельчака Моцарта? Пианист необычайно страстно передает эту
скорбь. Он чувствует каждую ноту и буквально всхлипывает, пропевая.
А вот и юношески-веселый финал. Задор у Крамера проявляется во всем: в движениях, в каждом повороте
головы, во взгляде, и, конечно, в музыке. Он даже здесь – в Концерте Моцарта – умудряется топать
ногой, отстукивая сильную долю. Каждую секунду чувствуется его незаурядный
темперамент, и вдохновение, которое вселяет в него музыка.
 А с каким удовольствием он приступает к сольной каденции! Оркестр
замолкает, а исполнитель начинает импровизировать, демонстрируя свое мастерство
виртуоза. Трехвековая традиция возрождается именно благодаря Крамеру. Ведь импровизация – стихия джаза, и пианист
владеет ею в совершенстве. Но любопытно то, что Крамер
не пытается разбавить партитуру великого австрийца элементами джаза. Он не
выходит за рамки стиля Моцарта, так как это – святыня, и "свобода
слова" по отношению к Классике стала бы кощунством.
После первого отделения не принято играть на бис,
но пианист с радостью нарушил сложившуюся традицию. Вот здесь-то он пошутил над
Моцартом вдоволь – это было попурри на темы любимого классика. Столько юмора: Крамер начинает играть сонату до мажор, затем происходит
заминка, он начинает ее снова, далее опять останавливается – как будто никак не
припомнит ее продолжение. Вплетает в свою импровизацию мотив из "Мальчика
резвого" и турецкого рондо – и все это в стремительном потоке уносит
слушателя в мир искрометного музыкального юмора. Улыбка до конца выступления не
сходила с лица пианиста.
Если в первом отделении
царил Моцарт, то во втором - слушатели оказались во власти Гершвина. Да-да,
музыка приковала к себе внимание, подобно детективной истории. "Порги и Бесс" – ну, чем
не сюжет для приключенческого фильма? Каждый любитель джаза, безусловно, знает оперу
Гершвина – шедевр американского оперного искусства. В исполнении оркестра прозвучала
симфоническая сюита из непревзойденного произведения. В самом начале, кроме
смешных глиссандо засурдиненной трубы, ничего не
выдавало джазовой природы этой музыки. Это был пейзаж, нарисованный
импрессионистскими красками. Но вот, наконец, появляются джазовые ритмы и блюзовые интонации. Вдруг неожиданный удар тарелок, в
оркестре суматоха – будто всполошилась большая толпа людей. Но через секунду
звуки замолкают, и с взмахом дирижерской палочки словно "выплывает"
долгожданный блюз " Summertime" -
колыбельная Клары. Лирика в джазе какая-то особенная – томная, с ленцой, и
необычайно чувственная, вот и музыканты играют эту тему с таким чувством, что
атмосфера музыки целиком поглощает слушателей. Одна за другой стремительно
проносятся знакомые мелодии, и динамичным финалом сюита заканчивается.
Но это еще не все. Впереди – самое интересное. "Рапсодия в стиле блюз", "Голубая
рапсодия", "Рапсодия в блюзовых тонах"
– как только не называют это произведение Гершвина. На сцену выдвигают рояль,
выходит Крамер. Кивком головы он показывает дирижеру,
что он готов "состязаться". (Инструментальные концерты имеют давнюю
традицию: солист и оркестр словно соревнуются друг с другом). Взмах палочки
дирижера, и мы слышим обаятельное глиссандо кларнета, его подхватывают саксофон
и струнные. А вот и визгливое соло трубы с сурдиной. Когда вступает солист, мне
кажется, что он импровизирует. Его соло полностью поглощает меня, и я
отключаюсь… Лучше Крамера "Рапсодию в стиле
блюз" никто в нашем зале не играл.
Неужели пианист смог бы уйти со сцены, не сыграв на
бис пару своих джазовых вещей? Отстукивая ритм ногой, сверкая блестящими пассажами
и гнусавеньким голосом проговаривая их, – он заражает
своей неуемной энергией каждого слушателя. Невольно начинаешь топать ногой в
такт вместе с ним! А "На прощание для души" – как представил музыкант
заключительную пьесу, он исполнил "Осеннюю песню" Чайковского. Я даже
подумала, что Крамер – идеальный пианист: одинаково
искусно владеет и классикой, и джазом.
Кто кого не хотел отпускать: зрители – его, или он
– зрителей. Несмотря на три продолжительных биса,
публике хотелось продолжения, потому что концерт пронесся на одном дыхании.
Юлия Александрова
|
