Скучная сказка
Меня звали Таенна. И я жила в светлом деревянном доме на холме, а у холма беспрестанно шумело море. Двое братьев было у меня: старший, темнокосый смуглый одинец, и младший, ветрогон. У него были волосы льняные, кудрявые, – намучилась я, пытаясь расчесать их костяным гребнем по вечерам! Старший мой брат, молчаливый, рассказывал мне приснившиеся стихи и приносил камни с побережья, младший, говорливый, как ручей, плел мне венки из васильков. Как мы любили друг друга, как мы были счастливы! Братья играли на флейтах, я танцевала им, братья охотились и ловили рыбу, я будила их по утрам запахами, манящими на кухню завтракать. Огненная Змея нашего рода, спящая под землей, смеялась во сне…
Однажды мой старший брат ушел в сумерках в море и, вернувшись на следующее утро мокрым до нитки, привел добрую жену, похожую на мою мать. Он сказал – люби ее, как я люблю, поставил новый дом у леса и поселился в нем. Мы подарили им на свадьбу резное ожерелье из теплого дерева, с белыми жемчужинами, и вышитый рушник. Скоро звонкими детскими голосами огласилось ясное небо.
Потом мой младший брат стал все чаще исчезать в лесу, и глаза его стали зелеными. Однажды он не вернулся, а на крыльце лежал венок из васильков и кленовых листьев, что означало – он выбрал свою судьбу, разорвав круг Огненной Змеи ради круга Детей Цветов. И я осталась хозяйкой в моем светлом деревянном доме, осененном криком чаек.
Однажды… В дверь постучал чужак-человек и попросил ночлега. Всю ночь он говорил о дальних землях, битвах и дорогах, о своей любимой, что ждала его там, где встает солнце. И когда он ушел, Огненная Змея моего сердца подняла голову. Я взяла серый плащ, одежду одиночества и тайны, закрыла дверь Руной Покрова, попрощалась с семьей моего старшего брата и ушла, оставив все, как есть.
Я пришла в белокаменный город, стоящий над быстрой рекой, отыскала в нем друзей, поступила на филфак. Теперь сижу на лекции и смотрю в окно, где вот-вот должна взойти звезда.
Странница, 23.05.2003.
Вот вы какие, северные олени…
Сто лет английского одиночества
В фамильном замке с фамильными привидениями – холодно, пыльно, паутинно. Бледная Леди проходит по столу, покачивая бедрами, и тает в потраченном молью гобелене. Неодобрительные взгляды тёмных портретов: в Ваши годы…
Сто лет в высокой башне на белой постели, глядя, как неспешно ползет черная ящерица трещины по потолку. Скребутся ветки по заросшим мхом стенам. Сварливые птицы за цветным стеклом витража делят ягоды. Кто-то положил под мою перину круглую черешневую косточку. Сто лет, как кончились слезы.
Сколько можно вести войну с ветряными мельницами, друг мой? Изредка во сне – твоё лицо. Какие у тебя счастливые глаза. Какой ты красивый. Как я устала ждать слов: ну, здравствуй, сестрёнка. Как я устала…
…дверь скрипит...
Первое, что я сделаю, когда ты меня поцелуешь, – дам тебе по морде, скотина! Yesssss!
Странница.
Под конец пути, глючно.
Поездная сказка
...У нашей сказки сменился нумер. Из Нижнего мы выезжали под 393, в Ростов приезжаем под 394. И это, по всей видимости, прогресс. Сколько до выхода с вещами? Успеть собрать постель, сумки и посетить конец коридора. Великие, прямо скажем, дела. Я сижу на краешке полки в темноте (сейчас три ночи) , продираюсь сквозь путаные хайры расческой. Напротив лежит женщина, не спит, смотрит на меня блестящими глазами. Я выхожу из - в нее, воспринимая себя со стороны - ночным призраком, вагонной наядой (почему, интересно, именно наядой?), персонификацией местного проводницкого фольклора. Дескать, бродит ночью по вагонам девушка в расстегнутой рубашке, садится в ногах у спящих и волосы расчесывает - значит, все в порядке не будет! К черту.
Просыпается Егор, мальчик-попутчик (лет 19), вдумчиво разглядывает круглую белую луну, комментирует: "Полнолуние. Сейчас на вокзал приедешь, а там вампиры, оборотни всякие... Бомжи ошалевшие..." "...летают на крыльях ночи по залу ожидания!" - подхватываю я, нервно хихикая. "Да не горюй, - говорит Егор, - мы, наверно, уже проехали." Оригинально, ё.
Оставляю два зеленых больших яблока на столике - девчонкам. Егор помогает мне спустить рюкзак на платформу. Длинноресницая проводница Рита пугается: "Это же не ваша!" Жадина. Хочет себе оставить мальчика. На кой он мне, в самом-то деле, не Баба же я Яга?! Яго, отец мой, встречай лягушку-путешественницу...
Странница.
Сказка про людей с поющей кожей
Каноны красоты известны каждому студенту-скульптору. Диар ма, к чему слова? Сотрясение сфер. Любая неверная линия режет ухо, как ультрамарин. Есть, правда, один хитрый фокус (которому я так и не обучился). Когда каждая черта лица будущего бюста... о, будь проклято безрадостное мое косноязычие!.. сама по себе неверна и отвратительна на слух. А потом - подходит Он, Гений и касается едва-едва, добавляет одну - одну! - вязкую морщинку меж бровей, и верится (и не верится), что сейчас монсир Изображаемый кивнет и сухо спросит: "Где же тело?! Па-азвольте!.." Грустную историю передают из уст в уста на архифаке, упс! - архитектурном факультете, как однажды некий неудачливый мастер изваял классически прекрасную, идеальную (нимало не прелестную) лэди из карагосского мрамора (желтоватого, в далеком прошлом теплого от поглощенного солнца) и упросил (правдами и неправдами) Владетелей дать ей подобие жизни. К вящей славе его разума хочу отметить, что сей бедолага догадался уточнить способ воскрешения: по прочтении стихов (исключительной бездарности) собственного его сочинения. Он их благополучно забыл. Потом. А до того, как...
"О, сияющая, как поёшь ты, гладкая и теплая, моя ожившая мечта, совершенство моей фантазии! Я - убогий, отчаянно фальшивый ремесленник, но как звучало касание моего резца! Как зазвучит моя ладонь на твоей коже, ранее не ведавшей нежности! Любимая! Единственная! Моя!" И он обнял ее.
И стал диссонанс.
"Этого не может быть!.."
Он смотрел на свои руки.
"Не достанься же ты никому!.."
И он разбил её?
Нет.
Сдал экспонатом в музей на Земле, где никто-никто не мог её потрогать. Жаль.
Странница.
Закончено 9.09.2003.
Сказка о морском побережье
Шумит ветер; ударяет винная влага в скользкую скальную твердь, заросшую рыжими водорослями; пересыпаются бархатистые песчинки с грани на грань. Шелестят путаные, сорные травы. Ковыль, душица, чабрец.
Я не знаю, каково ваше море. Или вы никогда не испытывали безумного всплеска чувств при одном взгляде на темную дрожащую гладь в узоре серебряных листьев-волн? Приезжайте в гости, я буду дома. Домик, выложенный мной перламутром, стоит совсем недалеко от линии прибоя. Из окон все замечательно видно. Впрочем, весной прозрачная талая вода немного не достигает неровного порога, оглаженного босыми ногами друзей. Так, вообще, море у нас холодное и недоброе. Я люблю его больше жизни. По утрам, пока не рассвело, я выхожу на берег, где вымыты в песке новые хрупкие картины. Такие яркие краски - пунцовая, лазурная, золотая... морской волны, в конце концов. Под солнцем они медленно выцветают, а потом все рассыпается в пыль. Если осколком розовой раковины вырубить оттуда и осторожно принести домой, будет вам счастье.
Странница. 9.09.2003.
Этюд Глюка
Я все время боялась, что не успею.
– Я тебя люблю, слышишь? – переспрашивала я его раз за разом, больно сжимая телефонную трубку в кулаке. Плохая связь, все знают, что связь всегда плохая… Прятала дыхание перед ответом абонента.
– Я тебя тоже, – отвечал он, удивленно опуская уголки губ. Потом вздыхал, успокаивал еще раз:
– Я тоже…
Он знал, чего я боюсь. Смотрел на часы, но каждый раз было слишком поздно, даже на последнюю электричку.
– Я приеду в субботу, – говорил он, – я ведь без тебя не могу. Совсем не могу.
– Я тоже, – повторяла я, как попугай, – я тоже.
«Не забыть», – думали мы, глядя в окно, – «в субботу, в субботу».
Странница
|
