Статьи  |  Похищающий свет

На фотовыставку я попал чисто случайно; я не люблю рассматривать чужие фотографии, другое дело – для освежения собственной памяти. Но… неожиданно пошел дождь, и мне пришлось срочно искать, где бы укрыться, так как зонтик, по обыкновению, я не взял. Не в Лондоне, чай, живем! А продолжать стоять под деревом, где я укрылся первоначально, означало неминуемо промокнуть: листва перестала удерживать капли, и они посыпались сквозь нее, пятная временную сухость асфальта. По этой причине я и покинул столь гостеприимный поначалу каштан, а вовсе не потому, что во время грозы нельзя стоять под высоким деревом: в городе это правило не действует, есть и более притягательные для молнии объекты. Нет, и после этого я не сразу попал на выставку, а пробежал с полквартала, примериваясь к подъездам. К сожалению, из открытых несло такой вонью, что заходить туда не хотелось. А более-менее приличные были заперты на кодовые замки. Впрочем, я не могу с полной уверенностью утверждать, что они более приличные, просто хочется надеяться, что уж за закрытыми дверями царит больший порядок. Народу на выставке находилось немного – то ли потому, что время было обеденное и люди предпочитали пищу телесную пище духовной; то ли потому, что выставка, судя по афишке, потрепанно висящей у входа, функционировала уже не один день и все желающие посетить давно ее посетили. То ли потому, что если мне дождь поспособствовал в посещении, то всем остальным, наоборот, помешал. Да и не были ли нынешние посетители такими же случайными, как и я? Впрочем, не все: фотохудожник – высокий бородатый парень крепкого телосложения – давал пояснения двум особо сильно любопытствующим. Еще трое крутились у стендов молча. То ли не нуждались в пояснениях, то ли успели получить их. О том, что именно он и есть автор, я понял из отдельных доносящихся до меня реплик, а также по приколотому к груди бэйджу, на котором красовалась та же фамилия, что и на афишке. Я немного подивился наличию бэйджа, но мало ли какие причуды могут быть у человека? Помнится, в метро я видел паренька, который единый проездной билет вставил в прозрачное окошечко куртки – чтобы контролеры не досаждали. Взглянув на автора, я подумал, что настоящий фотохудожник должен быть именно таким: высоким и массивным. Из чисто профессиональных соображений: рост позволяет расширить диапазон поиска подходящих точек съемки, а масса – гасить случайные колебания фотокамеры. Никакого штатива не нужно. Троица продолжала обсуждать проблемы ракурсов и перспектив – точь-в-точь наши политики. Слова, во всяком случае, одни и те же, но говорят о разном. Некоторые фотографии мне понравились с ходу и я прошелся вдоль стендов. И испытал странное чувство: создавалось впечатление, будто я прохожу мимо ряда окошек, каждое из которых распахнуто в соответствующей местности. Казалось, трава шевелится под ветерком, птички чистят перышки, а коровы – пережевывают жвачку. Но иллюзия возникала лишь при боковом зрении. Стоило взглянуть на фотографию прямо, как из псевдодинамической она превращалась в самую обычную статическую фотографию и ничего особенного на ней не наблюдалось. Впрочем, портретных снимков живых существ имелось довольно-таки мало, они присутствовали где-то на задних планах. Чисто человеческих портретов не было вовсе. И мне вспомнился чей-то полумистический рассказ – не то Грина, не то Эдгара По – о художнике выдающегося мастерства, который с такой живостью перенес на портрет образ своей жены (или возлюбленной), что она умерла в тот же момент, когда он поставил последний мазок. Портрет, правда, после этого не ожил. Ну, подспудная мысль рассказа ясна: чаще всего мы приносим больший вред именно тем, кого любим. Далее мне поползла в голову всякая чушь, по аналогии: "Портрет Дориана Грея", "Шагреневая кожа" и прочее, включая Фауста. "Возможно ли создание гениального творения без того, чтобы обязательно продавать душу дьяволу?" – резюмировал я собственные размышления, но вопрос остался без ответа. Я попросту не стал на него отвечать: что он, риторический? Его ставили многие, и неоднократно. И все равно каждый на него отвечает сам и по-своему. А данный случай так и вообще особенный: фотохудожник – не творец, то есть не такой, как обычный художник. Его задача – увидеть прекрасное в окружающем, затем отыскать наилучшие условия для съемки, сделать снимок, выполнить фотографии, максимально точно передающие ту красоту окружающего мира, которую он сумел в ней увидеть. Согласен, совместить все это способен далеко не каждый, но и из способных не все являются ни художниками, ни фотохудожниками. Что говорить, я сам часто жалел, что нет у меня под рукой фотоаппарата и нет привычки фотографировать все и вся – иногда попадались такие виды, такие красоты! Но вот после съемки… А дальше никакого особого чутья не требуется – тиражируй снимки в любом количестве. Конечно, на мое восприятие выставочных снимков повлияло современное состояние фотографической техники: на пластинках Даггера увидеть такую красоту просто невозможно. Другое дело, что тогда зрителям приходилось больше домысливать, включать свою фантазию, а не просто смотреть. Но это похоже на сравнение чтения книг и просмотра фильмов. И еще одна мысль мелькнула во время разглядывания фотопейзажей: очень хорошо иметь дома альбомы подобных фотографий. Хотя бы из-за того, что у одного человека нет возможности путешествовать по всей Земле, а красота встречается всюду. А взял бы альбом – и попутешествовал бы: Африка, Азия, Америка… И свои родные пейзажи – многие ли из нас бывают хотя бы в окрестностях своего города или деревни? А если и бывают, то, кроме скоплений мусора, ничего, бывает, и не увидишь. Потому что здесь чаще полные антиэстеты бывают. Я остановился перед одной фотографией. Вот эта точно сделана неподалеку от города: места абсолютно знакомы. Ракурс вот только не совсем обычный… — Это я с дерева снимал, – услышал я голос за спиной и повернул голову. Фотограф, разделавшись с теми двумя, переключился на меня, заметив мой интерес к его работам. — Вот как? – удивился я. – То-то я смотрю: места вроде знакомые, но как-то не так смотрятся. — Для каждого места существует своя оптимальная точка зрения, – пояснил фотохудожник. Мы перекинулись еще несколькими фразами, я высказал пожелание увидеть все фотокартины в едином альбоме, а также свою мысль о серии всемирной галереи природных красот Земли. Он согласился, посетовав на организационные трудности подобного проекта… и мы расстались, крепко пожав друг другу руки и обменявшись визитными карточками, на всякий случай. Дождь кончился, я вышел на свежевымытый асфальт. "Может, стоит самому заняться коллекционированием красивых мест? – подумал я. – Для начала приобрести его пейзажи… а ведь он не предлагал купить, значит, в деньгах не нуждается. Да и "мерседес", припаркованный рядом с вернисажем, говорит о его обеспеченности. Значит, работает для души. Шерлок Холмс, помнится, любителей ценил больше профессионалов – понимая под "любителями" тех, кто любит то дело, которым занимается". Результатом посещения фотовыставки явилась всевозрастающая тяга к природе. Захотелось пройтись по траве босиком, услышать шум берез. И никак не выходило из головы то хорошо известное мне место. Увиденное в ином ракурсе, оно приобретало какой-то новый смысл… Что ж, его и навещу в ближайшее время. Давненько я не бывал за городом! Благо, завтра выходной… * * * Взобравшись на пригорок, с которого расстилался знакомый мне вид, я замер. И не залезая на дерево видно, какая красота расстилается вокруг. Если поискать как следует, замечательные места можно встретить не только в экзотических странах. Они гораздо ближе. Теперь-то я понимаю древних греков, которые считали, что каждой местности, каждому источнику, каждому дереву соответствует свое божество. И Даниила Андреева, писавшего о наличии стихиалей. Красота – это и есть бог. Сколько я простоял так, раскинув руки, словно пытаясь обнять, прикоснуться к озираемому мной чуду, я не знаю. Очевидно, происходило какое-то насыщение красотой. "И зачем ему захотелось еще и лезть на дерево? – подумалось мне. – Неужели оттуда вид более божественный? Надо проверить". Глубоко вздохнув, я подпрыгнул и уцепился за ветку. По дубу, и верно, лазили: кора веток сверху несколько потерта подошвами. Выходит, не один он любитель взглянуть с высоты. А, говорят, человек не произошел от обезьяны. С чего ему тогда кверху стремиться? Хоть по служебной лестнице, хоть просто на дерево залезть. Это всеобщее свойство человечества. Но, однако, почему-то слезли с деревьев в свое время. Ага, вот она, подходящая веточка. На ней он, скорее всего, и стоял – выше идут уж совсем тоненькие. Я выпрямился во весь рост… и чуть не полетел вниз. Нога моя дрогнула – потому что содрогнулся я сам. От увиденного. Вместо ожидаемого великолепного пейзажа, который я только что озирал, бросая редкие взгляды сквозь листву деревьев, передо мной, закрывая обзор, парил в воздухе черный прямоугольник. Создавалось впечатление, будто из окружающей действительности вырезан значительный кусок, причем без всякого вреда для оставшегося. Что за чертовщина! Откуда он взялся? С земли его не видно. Кто это тут неудачно подражал Малевичу? Меня окатило будто холодной водой. По коже заползали мурашки, будто и действительно передо мной открылся вход в Бездну… Тише, тише, это ведь всего-навсего только символ. Ветерок, обдувающий мое лицо, был по-прежнему теплым и ласковым, да и солнышко пригревало ничуть не хуже, чем минуту назад, и я успокоился. Может, удастся обойтись без мистики? Я сместился чуть влево, и черный прямоугольник исчез, открывая прежнюю панораму. Вернулся на старое место – возник снова, загораживая ее. Что же он такое? Материальным прямоугольник не был: рука, протянутая вперед, не встретила никакого препятствия, хотя и зашла за границу, за которой начиналась чернота. Более того, она осталась видна, а не погрузилась во тьму, как следовало ожидать, будь прямоугольник материальным. Она спокойно пересекала любую из его сторон, оставаясь видимой, как раньше – для этого я, рискуя, поднялся еще на одну ветку, чтобы помахать рукой и по верхнему краю прямоугольника. Менялся лишь фон, на котором я ее видел: на черном она смотрелась более отчетливо. "Что же это такое?" – снова подумал я, слезая с дерева. Собственно, гипотеза была одна-единственная. Но вот являлась ли она верным отражением действительности? Согласно моей гипотезе, черный прямоугольник образовался вследствие того, что фотохудожник сделал снимок. Очень уж качественная оптика у него была: она смогла перенести не только вид, но и суть окружающего. Не сдублировать, а перенести. Вырезать из реальности и втиснуть в рамки фотографии. Интересно, знает ли фотограф о такой особенности своей аппаратуры? Вряд ли: у любого нормального человека это может вызвать токо шок (я всегда мнил себя нормальным человеком). Он бы наверняка прекратил съемку и ни в коем случае не высталял бы. Может, черный прямоугольник проявляется позже, после печати фотографий. Тогда, выходит, имеется какая-то мистическая связь между реальностью и фотографией? Ну а разве такой связи нет? Фотография ведь существует в реальности. В тот же день я, не пожалев времени, посетил еще одно место, запомнившееся мне по фотографиям с выставки. Недалеко от города, хотя и в противоположной стороне. Тут вид был более живописным: если там, с дерева, видны были "косогоры, поля, перелески", то здесь передо мной расстилалось небольшое озерцо в обрамлении сонных ив, прозрачных берез и величественных дубов. Но, едва я приблизился к запомнившемуся мне по фотографии месту съемки, как ахнул, не сумев сдержать возглас в себе: веселенький пейзаж то тут, то там покрывали такие же черные прямоугольники. Должно быть, он долго искал подходящий ракурс… А как другие фотографы? Неужели же, по мере развития фотографической техники, на Земле станет появляться все больше и больше черных пятен? Сергей Трищенко Другие рассказы Сергея Трищенко - http://www.nnov.ru/forum/read.php?f=47&i=8457&t=8457 Сайт автора - http://www.belnet.ru/satris Ещё другие рассказы - http://www.tochka.com.ua/autor_id.asp?aid=7