Статьи
|
Махорка-1: Махровка или Махорка| | Ну, а если я напишу, что все персонажи и события выдуманные, вы что – поверите мне? |
Список действующих лиц.
1. Костя Кинчев (Доктор), хозяин квартиры.
2. Б. Г. (Борис Борисович Гребенщиков), его учитель.
3. Вячеслав Бутусов (Буся), друг Кости.
4. Чиж (Сергей Чиграков), их собутыльник.
5. Егор Летов, сибирский мент.
6. Андрей Макаревич (Макар), местный повар.
7. Дима Ревякин, музыкант из подвала.
8. Юрий Шевчук, подлый отравитель.
9. Святослав Задерий (Алиса), отщепенец.
10. Владимир Шахрин, друг Бегунова.
11. Бегунов, друг Шахрина.
12. Виктор Цой, привидение.
13. Янка Дягилева, жена Летова.
14. Братья Самойловы, пострадавшие.
15. Григорян, собаконенавистник.
16. Каспарян, крылатый змей.
17. Калугин, некто.
18. Сукачев, уголовник.
19. Илья Кормильцев, знакомый Бутусова.
20. Сид Вишез, дух злобный.
21. Сид Баррет, дух не очень злобный.
22. Ринго Старр, дух назойливый.
23. Майк Башлачев, Свин – духи-наставники.
24. Дж. Р.Р. Толкин (Профессор), писатель.
25. Кипелов, бабочка.
26. Медичка, дамочка с большим декольте.
27. Стоматологи (3 штуки), доктор Живаго, медики.
28. Черный пудель, домашнее животное Бутусова.
29. Жена Кинчева.
Глава 1, она же и последняя.
В комнате сильно пахло сыростью, рыжими тараканами и дешевым табаком. Не было света, газа, воды, мебели… ну, ничего не было. На дырявом полосатом матрасе, задрав на стену худенькие ножки, лежал Кинчев и задумчиво глядел в потолок. Он мучительно размышлял о прозе Хлебникова и думал, где бы содрать мелодию для новой песни. Кинчев был нестрижен, небрит и местами оч-чень грязен, но это ему не мешало.
Он меланхолично смахнул с носа обнаглевшего таракана и начал прикидывать по солнцу, сколько времени. "Блин, – подумал Костя. – Где все? Вроде договорились встретиться на моем флэту…"
Кинчев приподнялся, почесал пятку, выглядывающую из нестиранного носка, и с тоской посмотрел в окно.
"А где-то там идет возня, все подгребают под себя. Вот кто-то упал…"Это падшее существо Кинчев не узнал, а это спешил к любимому ученику на флэт сам Борис Борисович (в простонародье Б.Г., но эту аббревиатуру все расшифровывали по-разному, а Костя сам уже терялся в догадках, как лучше назвать "энтого великого…" – на этом месте Кинчев благоговейно вздыхал и замолкал). Тем временем Б.Г. резво трусил вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки и напевая что-то вроде "и седой, с бородой, буду бегать с дудой", но все чаще вместо "буду" у него получалось Будду, а вместо "бегать" – БеГать".
Борис Борисыч с кряхтением влез на девятый этаж и начал раздумывать, где кинчевская квартира. Первые три попытки вычислить ее с помощью синусов и интегралов безнадежно провалились, и Б.Г. выставил на ветродуй послюнявленный пальчик. Дуло откуда-то снизу. Гребенщиков удивился и скосил глаз на пол: на бетоне уютно свернулся в калачик и во сне доедал чей-то полвичок Чиж; от него несло перегаром, слышалось что-то вроде "чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке пиво пил…". Чиграков, как всегда, врал – пил он далеко не пиво и даже не банальную водку, а модный питерский перегар. От перегара у него перегорел важный орган, отвечавший за ориентацию на местности, и вместо того, чтобы пойти домой, Чиж на автопилоте дошел до кинчевской квартиры, где силы окончательно покинули его. Б.Г. сочувственно покачал головой и пнул Чижа.
— Ну, ты… я т-тебя… того, – пробормотал тот, хрюкая и слабо шевеля ножками.
— Вставай, старушка, – Гребенщиков попытался поднять Чижа, но тот, пока лежал, ухитрился как следует наесться ковриками, и поднять его было делом сложным. "М-да, без Кости не справиться," – мрачно подумал Б.Г. и начал кричать "доктора, доктора!" – в надежде, что нужный Доктор все же появится. Но он не появлялся.
На помощь Борису Борисовичу пришел доктор Живаго (Сживаго), молоденькая медичка с устрашающим декольте, Профессор (он же Р.Р. Т., Втулкин, Толки Ен, и проч.), бригада зубных врачей с отбивными и отбойными молотками и один психоаналитик.
Б.Г. испугался, вытащил из семейных трусов кадило и начал отгонять нечисть, распевая "хари кришна" и что-то совсем невразумительное. Тем временем хари, а тем более кришны не исчезали, и вовсе даже устроились по полу рядом с храпящим Чижом.
Постепенно скорифанившись со всеми, Б.Г. решил, что самое время что-нибудь спеть. Объединенный хор лестничной клетки девятого этажа дружно грянул "Ивана до Данилу". Расчувствовавшийся Гребенщиков пошел вприсядку, потом, вспомнив славное панковское прошлое, упал на спину и начал наяривать на воображаемой гитаре. Медичка, будучи закоренелой гоперикой (гопницей, гопщей, гопулей) "не въехала" и спросила у Дж. Р.Р.:
— Это чё… Брейк-данс?
Профессор и сам смутно понимал, что происходит:
— Какой-то мордорский танец… новое изобретение Саурона, хотя я могу ошибаться.
— Можешь, – подтвердил встрепенувшийся Чиж и бухнулся головой на очередной коврик.
В это время Кинчев в своей квартире решил немного прибраться. Найдя в свалке швабру, он согнал на середину комнаты все носки и, пытаясь не дышать, отнес их в ванную. Вода из крана сначала вовсе не текла, потом полилась какая-то ржавенькая, но у Кинчева был запал, и он (Кинчев) начал отчаянно стирать. Через десять минут запал выветрился, протрезвевший, мыльный Костя понял, что лучше оставить все, как есть, иначе он лишится носков, которые в мыльной воде почему- то расползались. Кинчев снова глубоко задумался и сел около зеркала, в котором отразился тощий и немолодой уже человек со следами попоек на лице. Зеркальный человек вздохнул, погладил себя по голове и сказал:
— Не бог весть, чёрти как жил на свете дурак. Без царя в голове, сам как на ладони
Костя смахнул скупую мужскую слезу и, приговаривая "Да! Конечно! Совсем без царя!", пошел к окну, чтобы покончить жизнь самоубийством.
"Хватит, настрадался, – подумал Доктор. – Жена ушла, детей с собой увела, друзья не идут, зеркальное отражение хамит, тараканы наглеют… Больше так нельзя."
Кинчев выглянул в окно и осмотрелся: не придавит ли он кого случайно, когда выпрыгнет. Этого бы он себе не простил. По улице же туда-сюда мирно ходил Бутусов, выгуливая черного пуделя. За ним семенил Кормильцев, выкрикивая что-то нерусское и в стихах. "Бусенька, – умилился Костя. – Братец мой семиродный."
— Иди ко мне! Если случится ночь, мы не станем пить чай! – крикнул Доктор. Бутусов не сразу понял, кто и куда его зовет, почесал пуделя и начал напевать про звездочку, упавшую с неба и влюбившуюся в Самуила Маршака.
— О, иди ко мне. Я слышу голос, я знаю – это зовешь меня ты, – Кинчев явно не страдал глухотой, хотя с девятого этажа, кажется, и трактор проезжающий не услышишь. Буся явно был сегодня не в ударе. "Фу, горлопан какой-то пьяный… Что за местность! Что и говорить, чужая земля. А ведь здесь Костя живет. Зайти, что ли?" – подумал Вячеслав и попытался вручить черного пуделя Кормильцеву. Илья как истый собаконенавистник отказался и долго втолковывал, что это каспаряновское отродье ему вовсе не нужно.
Буся махнул на все рукой, оставил поэта и пса наедине, а сам пошел к Кинчеву. И уже из подъезда он слышал грузный топот кормильцевских ног и вопли пуделя "Но я хочу быть с тобой… я так хочу быть с тобой, и я буду с тобой!!!"
Тем временем на площадке продолжалось гуляние: Б.Г. танцевал танго с Профессором, медичка ставила ирокез бесчувственному Чижу, стоматологи и Живаго играли в дурака.
Вот фрагмент фонограммы: "Тру-ту-ту-ту… Зо-о-олото на голубом… Ну, отстань… хр-р… хватит есть коврик!.. Три туза – подавись! Кхе-кхе (подавился кто-то). Буся, увидев эту кодлу, сначала испугался и даже хотел убежать, но Чиж умело подставил ему ножку, и наус лишь пересчитал ступеньки подбородком.
Распахнулась дверь, и вылез на площадку Кинчев, озадаченный долгим отсутствием Буси. Видно было, что Костя слегка примарафетился и местами даже побрился. Быстро поняв, что соседи скоро заявят на него, куда следует уже давно, он разлепил объятия Профессора и Б.Г., съездил по хребту Чижу, поднял на ноги Бусю, отобрал карты у Живаго и стоматологов, и всех загнал в свою квартиру. Чиж, не будь дураком, с порога перелез сразу на матрас, вычислив его месторасположение по запаху (из всех органов чувств у бедняги нормально функционировало лишь обоняние, что и спасло его от голодной смерти). Б.Г. сел у окна и начал творить какой-то странный намаз, мыча "ом-м-м" и припадая всем телом к полу. Буся разыскал в бардачке гитару и начал наигрывать на ней что-то совершенно богомерзкое, квазифольклорное и зомбическое. Наус с презрением окинул взглядом всех присутствующих и прошептал: "Я не видел людей страшней , чем людей цвета хакки!"
Медичка возмутилась и, трясясь всем декольте, съездила по Бутусову каблуком и пробила в нем сквозную дыру. Между тем Кинчев на кухне что-то готовил, по комнатам лился запах пригорелой картошки и лука. Буся задумчиво потянул косом:
— Наутро я встану и снова пойду в эту дрянную столовую. Я должен в конце-то концов узнать, что же нам тут подсовывают.
— М-да, воняет что-то действительно не очень, – скептически отозвался Б.Г., давя тапком очередного таракана.
— Ты что!!! Может, это был реинкарнированный Сид Вишез!!! – вскричал Бутусов, обливаясь над трупом горючими слезами.
— Конечно, Сид… Марк Чепмэн это был, – проворчал Б.Г., между тем чувствовавший, что действительно погорячился.
Из кухни со сковородкой, на которой дымилась картошка, вышел Костя, под мышками он нес тридцать три бутылки чистейшего самогона. Все сели вкруг, хавку и водяру – в центр. Доктор встал и серьезно произнес:
— Братья мои!
— Все братья-сестры! – встрял Гребенщиков.
— Гребень, заткнись. Итак, помолимся же… ну, кто кому… Если хотите, можете молиться на меня, – Костя лопался от скромности.
В комнате стало тихо. Благостный Б.Г. что-то тихо просил у Джа, Кинчев молча каялся и драл на себе рубашку, Буся смотрел на запад и шептал "Led Zeppelin", медичка не молилась и хищно смотрела на Кинчева, Чиж спал, Профессор бормотал "Славься Эру Единый и не очень, который на Арде (где это, кстати?) зовется Илюватаром…", эскулапы пытались принести друг друга в жертву Гиппократу (или гипопотаму, кто их знает). Наконец, все не выдержали и набросились на картошку, но в это время позвонили в дверь.
"Менты!" – первое, что мелькнуло в головах у всех. Б.Г. поперхнулся картофелиной, закашлялся и сделал вид, что у него ангина. Буся начал прилизывать волосы, Чиж встрепенулся и слегка протрезвел, медичка устранила декольте, а медики завели научный спор. Водку спрятали совместными усилиями. Кинчев с трудом оторвался от картошки и пошел открывать…
В комнату шаркающей походкой вошел Егор Летов. Б.Г. поперхнулся второй раз, Чиж окончательно протрезвел, медичка втянула в себя все округлости, Буся перестал дышать, медики дружно выбросились в окно, а Профессор припал к летовским ногам, рыдая и приговаривая "Гэндальф вернулся".
— Ну чё, не ждали? – спросил Летов и сплюнул, попав Дж. Р.Р. точно в глаз.
— Есть хочешь? – сильно смущаясь, спросил Костя.
Егор ответил чистейшим сибирским матом, от которого у медички декольте встало дыбом. К счастью, никто ничего не понял, даже Кинчев разобрал 1/3 сказанного.
— А по-русски? – попросил Буся.
— Ну ты офигел. А я как сказал? По-чучмекски, что ли?
— Мы ничего не поняли… – сказал Костя и покраснел.
— Вот и я не понял. – Летов был рассержен. – я, робяты, теперича мент. Так что… того… Чую, пьете, дебоширите. Там (Летов показал куда-то за окно) вас давно ждут… и по этапу. Составили протокол: водку пьянствовали и безобразия нарушали:
а) К. Панфилов, юноша 40 лет, 1 штука;
б) В. Бутусов, девушка…
— Стоп-стоп! Почему девушка? – возмутился Буся.
— Для разнообразия, – Летов был непреклонен. – Продолжим:
в) Б.Б. Гр., существо за 40 лет, иноверец, варвар;
г) Дж. Р.Р. …фу, черт, одни сокращения… ну, тут без комментариев – шпион ЦРУ;
д) Чиж, птица семейства воробьиных… или чижовых?
е) Дамочка распутного поведения…
Но и на панка бывает проруха: у Летова не хватило наручников, и пришлось Егору забыть об обязанностях и начать квасить наравне со всеми. После получаса обильного закусывания дружно затянули: "Когда муж пошел за пивом… ца-ца." Кинчев ругал себя последними словами, что подарил эту песню, и она пошла по рукам. Буся потихоньку оттащил Гребня в сторону и, жутко смущаясь, сказал:
— Борис Борисыч,… я иду по улице…. Тут вижу – на меня смотрит девушка. А мне от нее ничего не надо. И я бы ушел, если бы не шепот: "Сделай мне ребенка! Ну, сделай мне ребенка…. И если завтра кто-то умрет на кресте, я буду бояться, что это мой сын.
Кинчев, подслушивавший все это, усмехнулся:
— А кто ты? Помнишь, ли ты, кто ты? Знаешь ли, кто твой отец? Помнишь ли, как зовут мать?
— Не помню –у-у-у, – Бутусов задыхался от рыданий.
В это время Чиж навесил на себя колокольчиков всех цветов и размеров, и между рокерами возник спор, как они звучат.
— Колокольчик в моих волосах звучит соль диезом, -гордо сказал Чиж.
— Ля бемолем! – возразил Б.Г.
— Си бекаром, – отмахнулся Кинчев.
— Вообще никак не звучит, – ляпнул Буся, заткнувший уши.
И снова раздался дверной звонок. "Ну, теперь наверняка менты," – подумали все уже без страха. Кинчев, страшно матерясь и крича: "я ваш лакей, что ли!!" – пошел открывать. В комнату вполз, стуча палочкой, седой стриженый старик в драных лохмотьях и феньках по локоть.
— Дедушка Макар, – благоговейно выдохнули Буся, Чиж и Кинчев.
— Дрю-у-уня! – радостно вскричал Гребень и, всем телом обнимая Макаревича, начал потихоньку подсовывать ему водку.
— Не пьюш-ший я, юноша, – Макар отвернулся и сморщил нос. – А где тут у вас кухня? Я пойду, состряпаю что-нибудь.
— Рагу из синей птицы, – брякнул Чиж и получил по уху. Б.Г. и Макар ушли на кухню, и там начали кашеварить. Гребенщиков колдовал над плитой, раздувая пламя и напевая:
— Этот поезд в огне-е-е… и нам некуда больше ехать.
Макар то и дело смахивал слезу и жаловался Гребню на Костю и Бусю:
— Вот море молодых колышет супербасы. Мне триста лет, я выполз из тьмы. Они торчат под рейв и чем-то пудрят носы. Они не такие, как мы.
— Совсем не такие, – кивнул Б.Г.
— Это мы под рейв торчим?! Это мы пудримся? Ах ты пенек замшелый!!! – взорвался Буся, пытаясь добраться до пышных кудрей Макара. – Недобитлз фигов! Хиппи зачуханный! Богомерзкий тип (тут голос сорвался на визг, и наус утих).
— Нас величали черной чумой, нечистой силой честили нас, – загибал пальцы Костя, – вот теперь рейверами окрестили. Будь что будет! Что было есть!
— Пойдем, Доктор. Чего бороться с этим свиноголовым магнатом!
Буся и Кинчев ушли, а Б.Г. презрительно бросил им вслед:
— Чешуя! Потомки – пустые котомки!
— Прямо битва с дураками какая-то
Между тем стемнело. Чиж удобно устроился в углу и пел: "А я Кучи, а я Кучи, Кучи мэн…", Летов горланил матерные частушки, медичка сидела верхом на Косте и рассматривала папуировки, Бутусов пристроился к окну и все думал, куда исчез Кормильцев с черным пуделем. Гребенщиков и Макар дружно поедали все, что лежало в кинчевском холодильнике и допивали остатки водки… Внезапно в квартире стало очень холодно, тараканы побежали прятаться. На груде бутылок материализовался Цой. Он был весь в черном, страшно худой и лохматый.
— Витя, – Кинчев шмякнулся на колени.
— Ученик мой! – возопил Борис Борисыч.
— Ну так я прямо и поверил, – Буся скрестил руки. – Цоя уже давно никто и нигде не видел.
— Не веришь? – Витина бровь нехорошо поползла вверх. – Проверь мою группу крови.
— Да больно надо! Ты призрак! Никто! Человек без имени, мне страшно с тобою рядом.
— Дети мои, – Гребень светился неземным светом. – Это новое откровение. Это все равно, что десять стрел в лоб…
И снова раздался звонок в дверь. "Если не менты, убью," – подумал каждый. Злой и похорошевший Костя поплелся открывать. Через несколько секунд он втащил в комнату слегка сопротивлявшегося, смущенного, пунцового Ревякина.
— Еще один почетитель, – Кинчев шутовски поклонился и шаркнул ножкой.
— Я, ребята, на минутку… возвращаюсь налегке… назад в подвалы… у нас там точка.
— Дык, ты, Димка, не стесняйся, мать твою, – ласково сказал Летов. – Мы ж не панки, не звери какие-нибудь.
— Стоп –стоп. Что значит не панки? Это ты чё имел в виду? – Цой нахмурил брови и сделал вид, что смертельно оскорблен, хотя, честно говоря, ему было пофигу.
— Дети мои, не ссорьтесь, – Б.Г. осенил всех сложенными козой пальцами и троекратно поцеловался с Макаром, доедающим колбасу.
— Спой, Дима, – проворковал Буся, пододвигая ногой к Ревякину гитару. Ревякин нерешительно взял инструмент, сел на пол и рванул струны, крича в такт: "Ля-ля-ля-ля-ля-а-а-а-!!!"
— Браво! Браво! Великолепно! Какой стиль! Какой драйв!!! – закричали все, особенно надрывался Чиж, хотя половину сыгранного не расслышал – заспал. Внезапно Б.Г. встал и, поводя по мумий- троллиному глазами, сказал:
— Все, ребята…
— Уходишь?!?! – Кинчев загородил телом дверь.
— Все… – безнадежно повторил Б.Г. – Щаз спою.
— Мамочка!!! – перепуганный Буся залез под стол, Чиж, Летов и Ревякин попытались выпрыгнуть в окно, но у них не получилось… вот как-то совсем не получилось. Кинчев разулыбался и заткнул уши ватой, Макар пригорюнился и разрыдался на мощной груди Цоя.
— Ме-ме-ме-ме-ме, – начал распеваться Гребень. – Под не-е-е-бом г-голубы-ы-ым… ну, просто очень голубым!.. Есть г-гор-род-д-д зол-лото-о-ой! Ой! С п-прекрас-с-сными в-воротами… И проволкой стальной…
Тут Борис Борисович сильно слажал, отчего окно треснуло и в него влетел Каспарян.
— Каспаряша! Родной!!! – Буся кинулся не шею избавителю.
— И как это понимать, Георгий? – строго спросил Б.Г., замахиваясь гитарой.
— Понимаете, Борис Борисович, – залопотал Буся. – Была одна женщина. Она всегда выходила в окно, хотя в доме было… м-м, дай Бог памяти, десять тысяч дверей. Но она все равно выходила в окно. И разбивалась насмерть, знаете ли.
— А и плевал я на нее! – Б.Г. был непреклонен.
— Ах, если бы вы знали эту женщину. Вы бы не стали ходить по грязи, пить с ворами и разбрасываться волосами.
— Это кто жто тут вор? – спросил Летов, выпячивая грудь.
— Буся прав. Вор и палач! – встрял Кинчев.
— Стой, малышня! – отодвинул всех Гребенщиков. – Это что значит, я по твоей милости в дождь и слякоть должен дома сидеть? Эти при моей-то комплекции?! – Б.Г. внушительно потряс телесами. Буся уже и сам понял, что сморозил что-то не то, но решил не отступать.
— Но волосы обрезаете вы регулярно, так ведь? Значит, пьете с ворами и разбрасываетесь хайрами.
Макар неожиданно захохотал:
— Да, Борька, влип ты, брат!
— Я чего-й-то не понял. Тут на меня, кажется, наезжали, – влез Летов.
Кинчев, уставший от разборок, сел в угол и зашептал на ухо Цою горячо и горько.
— На моей земле, то есть на моем флэту, каждый в правде ослеп: брат (показал на Бутусова) на брата (показал на Чижа) прет, сын (показал на Летова) отца (показал на Б.Г.) тянет в блуд.
— Следи за собой, будь осторожен, – шепнул Цой, ожидая, что Костю за такие слова самое меньшее – повесят.
В это время разборка уже перешла в стадию поножовщины. Буся, как пиранья, вцепился зубами в ухо Б.Г. и не хотел отлипать. Гребень извивался, кричал: "Отпусти, извращенец!", но ничего не помогало. Летов методично выдирал кудри Макара, которого за ноги держали Каспарян и Ревякин. Чиж отполз в сторону, слил в мисочку все остатки водки и продолжил банкет.
И тут в дверь опять позвонили.
— Все, умираю, – сказал Кинчев и прикинулся трупом. "Эх, менты пришли, а открыть некому," – подумали все и ринулись к двери. Та сама распахнулась, заклубилась какая-то пиротехника, запахло вяленой воблой и огурцами.
На пороге стоял сам Шевчук.
— Ах, Александр Сергеевич, милый. Чего же вы нам ничего не сказали? – пробормотал Кинчев, подметая руками пол и прикрывая всеми частями тела и подвернувшимся под руку Чижом груду пустых бутылок.
— Ну что, не ждали?
— Фу, черт! Где-то я это слышал, – Летов глубоко (!) задумался(!!!)
— Deja vu! – отмахнулся начитанный Буся.
— Н-да? Не знал, – подивился Летов.
— А я не один! – весело качнул нижней частью корпуса Шевчук. – Со мной Задерий!
— Алиса!!! – закричал встрепенувшийся Костя и повис на Святославе.
— Вот что значит – имя назвать… – глубокомысленно выдал Ревякин, ковыряясь в салате, изготовленном Б.Г. и Макаром на пару. То, что салат сам собой расползался в разные стороны и вообще как-то странно шевелился, Диму не волновало.
— Странно. Задерий – Алиса… А я думал, "Алиса" – это вы, – сказал Буся Кинчеву.
— Что я тебе, Людовик N-ный, что ли? Я же не тиран – кровопийца… А так, садист слегка…
— Сколько же всего интересного я за этот день узнал, – Летов задумчиво чесал подбородок.
Шевчук, подлый товарищ, обезоруживающе улыбнулся и вынул из- за пазухи большую бутыль бормотухи:
— Тяпнем? – подкупающе хлопая ресницами, спросил он.
— Ага!!! – закричали все и полезли с кружками, расталкивая друг друга. А это была не бормотуха, а вовсе касторка, и Шевчук с удовольствием наблюдал, как приплясывает очередь к туалету, мучаясь диареей. Кинчев не приплясывал, он согнулся пополам, держась за живот, и что-то мычал.
— Костенька? – встрепенулся Буся. – Что с тобой? Аппендицит?
— Не-а… солнцеворот, – прохрипел Кинчев и добавил: – Хронический. Ой, мама, мама! Больно мне!
— Знаешь, у меня тоже когда-то так было… Да вот прошло, – задумчиво сказал Летов.
— Нервная, однако, сегодня ночь, – протянул Задерий, нежно поглаживая Костю по его трясущейся спине.
Очередь тем временем редела, ракеры ходили довольные, но голодные. А за окном слышался непрерывный вой, заунывный. Цой выглянул и ахнул. Шахрин и Чайф иже с ним сидели на лавочке и выли на луну.
— Луна появилась и лезет настырно все выше и выше. Сейчас со всей мочи завою с тоски.
— Не надо!!! Не надо!!! – закричал Цой.
— Никто не услышит, – отмахнулся Шахрин. Хор осипших чайфов грянул с новой силой.
— Шахрик, – умоляющим голосом попросил Витя, – ну, хватит уже. Ну и что с того что Ямайка продула? Ты лучше уж к нам иди.
Шахрин грузно поднялся по лестнице, нагло завирая на ходу Бегунову о том, что ему опять семнадцать. Кинчев встретил их в дверях, и Володька сразу кинулся ему жаловаться.
— В твоем парадном темно, резкий запах привычно бьет в нос. Ты чё, офигел жить на девятом этаже? Твой дом под самой крышей, в нем совсем уж близко до звезд.
— Ну и что? Тоже мне, запах его напугал. У нас в подъезде лошадь сдохла, а ты "резкий запах". А чем должно было пахнуть – одеколоном?
— Нет, друг Костя. Я не пью одеколон, только ик!.. двойной бурбон… А-а-ле-е-ен Дело-о-он, – влез Буся в разговор, качаясь и подпрыгивая.
Тем временем у Б.Г. началось буддийское похмелье, где-то в районе правой лопатки проклюнулся четвертый глаз (третий, стеклянный, лежал в кармане, на случай если вылетит второй, вставной). Борис Борисович усадил всех в круг и, приплясывая вокруг пустой бутылки, начал шаманить и вещать что-то страшное.
— Чей дух будем вызывать? – неуверенно попросил Летов.
— Какого – Вишеза или Баррета? – поинтересовался Цой.
— Какого получится, – отрезал Б.Г. и смущенно попросил у бутылки. – Дух Сида, ты того… явись…
Послышалось клокотание и толкотня. Вишез и Баррет отчаянно боролись за право первым появиться в кинчевской квартире.
— Пусти, грязный панк, наркоман, дебошир, басист фигов…
— А ты – толкинист вшивый. Сам наркоман!
— Сиды, умоляю вас, проявите толерантность, – в Каспаряне проснулся дипломат.
Из темноты к бутылке подкрался Кинчев и изо всех сил долбанул по ней сковородой:
— Вот вам! Вот вам! Я Герострат, Чемпмэн!!!
Б.Г. ногой отодвинул желавшего прославиться Костю и поставил в центр новую бутылку.
— Дух Сида, явись снова… Явись…
— А я уже тут, – игриво раздалось из бутылки, из нее начал вылезать Ринго Старр.
Развернулась целая борьба. Летов упихивал Ринго назад, крича: "Верни Сида, подлюга!", Макар вцепился в Старра и не хотел его отпускать ни за что на свете. Ринго, конечно, в бутылку обратно не хотел, но Летов уж очень настаивал и битл подчинился грубой физической силе.
Утомленный вызыванием духов Б.Г. рухнул на кучу тряпья, которое служило Кинчеву концертным костюмом. Костя даже не возмутился: у него начался приступ клаустрофобии и он выбежал на балкон с криком:
— Лене нужен воздух!!!
Но на балконе было холодно, и Кинчев рванул назад и столкнулся лбом с Каспаряном. Звук столкновения напоминал звон хорошего увесистого колокола. Буся внимательно осмотрел пострадавшего Доктора и безнадежностью констатировал:
— Лоб становится кременным.
В это время позвонил телефон. Все сделали вид, что очень заняты: Б.Г. сел в позу лотоса, Кинчев начал заклеивать пластырем лоб, Макаревич кинулся к плите, Каспарян, Цой и Чиж пошли сдавать бутылки, Летов уснул, Шевчук пошел бриться, а Задерий попытался поставить ирокез пробегавшему таракану.
Поняв, что крайний – он, Буся поплелся к аппарату:
— Алё-о-о…
— Поисковое агентство?
— Здесь ищут разве что женщины, но находят лишь старость, – сказал Буся, вспомнив, что почти всем рокерам уже перевалило за сорок.
— Вы маньяки, что ли?
— Здесь нет негодяев в кабинетах из кожи, а вот хулиганы в кожаных куртках имеются… даже в избытке.
— Дурдом! – собеседник бросил трубку.
— Слушай, – спросил Буся у Кинчева. – У меня что-то про дурдом спросили. Четко скажи: дуры дома?
— Н-не знаю, – Кинчев явно смутился. – Может, и дома… А тебе что, нас не хватает?
— Да не так, чтобы очень, но… – Буся и сам уже понял, что не то что- то сморозил… во второй раз.
Разговор как-то сам с собой зашел в тупик.
А теперь, ребята, извините – авторский комментарий. Вы заметили, что на кинчевской квартире все время пропадают люди: сначала три стоматолога и Живаго, потом Профессор, за ним скрылась медичка, а позже дружно исчезли Ревякин и Шахрин с Бегуновым. Вопрос: куда? Отвечаю: стоматологи и Живаго в отличие от всей этой вольной тусы люди трудящиеся, им людей надо… хм, ну да, лечить, хотя чуть не вырвалось другое. Значит, они просто ушли по своим делам. Профессор и медичка мирно уединились в углу кухни и разговаривали о прелестях русского языка, Дж. Р.Р. почти убедил дамочку назвать ее будущих сыновей Фарамиром и Боромиром. Пожалуй, мы не будем больше мешать Толкину, и на него в конце-то концов проруха бывает.
Что касается пропажи Ревякина, Шахрина и Бегунова, то тут надо рассказать предысторию.
Когда от Кинчева ушла его жена, она забрала с собой почти все. Квартира у Кости большая, и она сжалась по каким-то физическим законам, ощутив в себе вакуум. Где-то в районе ванной образовалась черная дыра, куда и угодили вышеуказанные личности. Чую, скоро там окажется и Шевчук – он как раз в ванной бреется. Хотя, может быть, он и проскочит – юркий, хм… на то он и Юрка.
Тем временем музыканты решили сыграть что-нибудь.
— А не спеть ли мне песню? – робко спросил Чиж, но в него полетели тухлые помидоры и кинчевский стоптанный тапок. Отверженный Чиж тихо отполз в сторону, глотая слезы обиды и остатки шевчуковской касторки, которая пришлась ему по душе.
Сгущались сумерки. У подъезда кинчевского дома стояли две личности. Места они занимали много, и были это братья Самойловы, великомученики от обилия еды Борис… то есть Вадим и Глеб. Они хмурились и все искали глазами кинчевское окно. В это время на девятом этаже зазвенели стекла и из оконного проема начали вываливаться Чиж, Каспарян и Летов, которые жутко икали. Чиж тоненько пел:
— И я стану сверхновой супер"звездой"! Он и сам понимал, что скромность не его достоинство. Летов и Каспарян задумчивыми нетрезвыми глазками косили на Самойловых. Глеб это заметил:
— Слыш, Вадим, "звезды" пьяные смотрят вниз!
Вадим кинулся записывать эту фразу, он всегда стенографировал за братом. Но войти в подъезд Самойловым не удалось – не пролезли, хотя Кинчев суетился с мылом, а Б.Г. пожертвовал своим вазелином. Поднять братьев на веревке на девятый этаж тоже не удалось – рокеры не штангисты все-таки. Погрустневшие Вадим и Глеб отправились восвояси. Зато в квартиру, пока музыканты пытались поднять Самойловых, прокралась Янка, мокрая и злая. Летов нашел в мусорном ведре забытый кинчевской женой фен и начал сушить Дягилеву, после чего они торжественно сочетались гражданским браком. Б.Г. долго читал какую-то непонятную проповедь, призывая плодиться и размножаться, и закончил все повелением умереть на кресте за Бога. На беду у Кости на стене висел маленький крест.
— Вот на нем и страдайте за веру, – повелел Б.Г. Кинчев робко и неуверенно возразил:
— Но, учитель, на касках блистают рога…
— Какие рога?!! Мне жена за последние 5 минут еще не изменяла, – возмутился Летов.
— И черный ворон…
— Черный пудель, – поправил Буся.
— Уйди на фиг… черный ворон кружит над крестом. Объясни мне сейчас, пожалей дурака (Кинчев почему-то показал на Чижа), а распятие оставь напотом.
Но Б.Г. был непреклонен, он схватил Костю и начал громоздить его на крест. Кинчев слабо сопротивлялся. В коридоре раздались шаги, Янка начала прихорашиваться.
— Я милого узнаю по походке, – засмущалась она. В комнату вошел Сухачев. От него пахло табаком и мышами.
— Доктор, ты куда глядишь?! – прохрипел Гарик, мусоля цигарку. – Иду к тебе, а тут сидит сантехник на крыше. Крыша обломилась, сантехник упал прямо на меня.!
— Не надо было быть дурой! – парировал Кинчев-плагиатор.
В это время раздался жуткий визг, шум чьих-то ног, лай, в комнату ворвался Григорян и затравленно взвизгнул:
— Ту собачку, что бежит за мной, зовут… А-а-а!!!
Григорян исчез.
— А все почему? – наставительно сказал Б.Г., – оттого, что он любил ловить ветра и разбрасывать камни. Вот видно и угодил булыжником в твоего, Буська, пуделя.
Из-за дверного косяка выглянул испуганный и трясущийся Калугин. Он схватил за руку Ревякина и зашептал ему на ухо: "Мальчик, я болен тобой…"
— Мне нравится, что вы больны не мной, – с облегчением сказал Кинчев, у которого был на удивление хороший слух.
На часах уже было без пятнадцати три. Все стали разбредаться по разным углам квартиры. Макаревич мастерил картонные крылья, Каспарян вертелся рядом, утверждая, что Макар – потенциальный труп. Летов и Янка под ручку гуляли по балкону. Чиж уселся вить гнездо, используя гитарные струны. Буся и Шевчук спорили о том, что такое осень, и чуть не подрались. Кинчев тер лицо – смывал грим и остатки ужина, Задерий сидел рядом и активно ему сочувствовал. Б.Г. вышел в астрал, и астральные существа не знали, как его выгнать назад. Сукачев химическим карандашом писал на стене "гадом буду, не забуду этот флэт". Калугин и Ревякин тихо пели что-то этническое и размахивали туда-сюда сложенными в трубочку губами. Григорян пытался отделить от своей ноги огромные собачьи челюсти. Шахрин встревоженно втолковывал Бегунову:
— Ой, не проспать бы, не проспать бы, а то опоздаю на самолет.
В окно тыкалась огромная черная бабочка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась Кипеловым. На лавочке у подъезда дружно рыдали братья Самойловы. На кухне медичка и Профессор доедали кинчевские сосиски.
И в это время раздалось большое БУ-БУМС!!! В кинчевской квартире появились Майк, Свин и Сашбаш, к ним присоединился Цой. А где-то сверху парил Сид Вишез.
— Ребяты! – сказали хором они. – Вы круты?
— Мы круты, – зомбически повторили все.
— Вы махры?
— Мы – махры?
— Значит, эту квартиру надо назвать махровкой.
— А можно махоркой? – попросил Гарик.
— Можно, – сказали духи, и стало так.
Конец.
Гнездо.
Серия 2 - http://www.nnov.ru/ms/view.php?id=462
Серия 3 - http://www.nnov.ru/ms/view.php?id=463
Впервые опубликовано в "Молодёжной Стрелке" N°4(66)-2000 - http://throwmirror.narod.ru/pos066.html
|
|
