Статьи
|
Тайна гробницы Шуа-Кара
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Над бесконечными степями восточного Туркана садилось солнце. Огнегривый конь Исида, подгоняемый сворой черных псов, влекущих за собой колесницу, в которой, закутавшись в плащ - кусок ночного неба расшитого россыпью звезд, восседала одинокая Хозяйка Ночи.
Вечерело. Покрытая чахлой растительностью степь медленно остывала после жаркого безоблачного денька. На западе, где солнце прячется за горизонтом, лысая степь окрасилась красками бушующих вдали пожаров. На небе, словно призрак из небытия, возник тонкий серп растущего месяца.
Странный, завораживающий своей простотой, немножко грустный и унылый пейзаж предстал перед одиноким путником. Печально, что еще ни одному живописцу не удалось изобразить на полотне кратковременную встречу дня и ночи. И это не в отсутствии сколь-нибудь талантливых художников в этом регионе Валькерии. Все дело обстояло гораздо проще: кочующие туда-сюда банды разбойников, грабивших всех и вся. Будь ты хоть нищим странником с горстью медяков в кармане, либо купцом, поскупившимся на добротную охрану, для лихих парней все было едино. Несчастных либо убивали на месте, либо заковывали в кандалы и продавали на рабовладельческих рынках, которыми было щедро усеяно побережье моря Куджы, что было равносильно страшной и неизбежной смерти.
Жалкие попытки местных властей покончить со «степными демонами» заранее были обречены на провал. Разбойники иными, им ведомыми путями, узнавали о готовящейся облаве и исчезали, словно призраки на рассвете. Для этого годились и глухие вентерианские леса, и Гуанские горы, и сотни мест в самой степи.
Так побродив по степи, солдаты - усталые и голодные, поминая не добрым словом бездарных командующих и изворотливых разбойников, возвращались за стены своих городов. А в степи продолжали появляться горы гниющих на солнце, обглоданных грифами трупов. Всадник въехал на холм и остановил коня.
- Будет когда-нибудь у этой треклятой степи конец или нет? - обращаясь к пустоте, пробормотал всадник и смачно сплюнул, отомстив тем самым осточертевшей степной равнине. Посозерцав печальные просторы, всадник двинулся дальше. Грубоватое лицо молодого эльфа было покрыто плотным слоем пыли и грязи, напрасно он вытирал ее краем потрепанной туники, в миг потное лицо покрывалось едкой степной пылью, превращая его в маску хадирского дикаря. Волосы цвета золота разметались по широким плечам, слишком широким для эльфийской фигуры, из-под грубо обрезанной челки недобро сверкали небесно-голубые глаза.
Вскоре он к великой радости обнаружил стоянку тех, кого преследовал от самого Ханкара. Присыпанное надуваемой ветром пылью пепелище костра, объедки и куча следов уже начинавших стираться с лика степи. Опытному следопыту не составило труда определить, что стояли они здесь не более чем день назад, а значит, их трехдневное преимущество таяло на глазах. Он знал, что до ближайшего города два с половиной, три дня пути и если дальше пойдет также, то он сможет настигнуть их еще в степи.
Если бы не тот трижды проклятый обвал в Гуанских горах, то их бы трупы уже терзали ненасытные, вездесущие падальщики, а он пировал бы в трактирах Ханкары. Но нет худа без добра. Пусть считают, что его дух уже бродит по Туманным холмам, тем неожиданней будет их встреча.
Эльф заметно повеселел, а воспоминания о внушительной награде за их поимку и возвращение краденого совсем развеяли его мрачные думы. Внушительную награду обещал ему один высокопоставленный чиновник по имени Кордавиус. А всего-то надо было отыскать и вернуть урну с прахом его отца. Турканцы вообще-то не кремируют своих покойников, но Кордавиус был уроженец далекого Кима, где подобное процветало. Асур смутно представлял, зачем кому-то может понадобиться чей-то прах. Хотя когда-то давно он читал, что сведущие колдуны могут, используя любые останки человеческого тела, поработить душу несчастного, а также сильно осложнить жизнь ближайшим родственникам умершего, а если принять во внимание тот род деятельности, которым занимался, сей досточтимый муж, то похитителей можно понять.
Кордавиус возглавлял департамент, секретность которого могла сравниться лишь с агентурной сетью Тайной службы. В обязанности департамента входило предотвращение проникновения в страну заразы, подобной черному лотосу, что произрастает на болотах Индиры, дурман-траве и белому порошку, что везли с Киншасовых островов. Еще несколько лет назад Туркан, просто захлебывался в лавине иноземного дурмана, проникавшего в страну отовсюду и всеми возможными способами. Достать это можно было на любом базаре, у любого оборванца, в любой подворотне. Страна с чудовищной скоростью неслась в пекло наркотического рая, выход из которого был только один - в Царство Мертвых. Незаметно дурман превращал здоровых, сильных людей в древних старцев, которым только и оставалось пускать слюни да, скрипя костями, корчиться в жутких муках.
Последние два десятилетия оказались самыми опустошительными и страшными для Туркана. Сначала страшная засуха, сгубившая немногочисленные посевы, потом голодное время плавно перетекло в кровопролитную войну с вентерианцами, в которой ослабленная турканская армия чуть не потерпела поражение. Но еще не успело затихнуть эхо последней битвы под Сайнепом, а на жителей обрушилось еще одно страшное проклятье - неведомая болезнь бродила по стране, словно вечноголодный дух из Легионов Смерти, увлекая за собой все новые и новые души. И никто до сих пор не знает, почему вдруг боги, испокон веков хранившие Турканскую Империю, отвернули от нее свои светлые лица, за какие грехи лишили своего благословения несчастный народ. Хотя по стране ходят слухи, что вина тому - злосчастное решение турканского императора Таруса 1, о том, чтобы официально разрешить распространение культа звероподобного индирского бога Яджура.
Видно, в этот раз чье-то терпение лопнуло, и за неуемного чиновника взялись всерьез. Этугейцу пришлось постараться, прежде чем он напал на след похитителей. Первая их встреча состоялась в Гуанских горах и маловероятно то, что из ущелья вышел бы живым кто-нибудь из воров, если бы не случившийся внезапно обвал. Словно проклятые богами камни лежали и специально ждали их появления, чтобы спутать им все карты. В общем, их «дружеская» беседа была нагло оборвана вмешавшейся стихией. Бандитам повезло больше, чем эльфу, который чуть не погиб сам и не угробил коня. Но это только отсрочило неизбежное. Расстояние между ними сокращалось гораздо быстрее, чем Асур мог подумать.
Этугеец решил присмотреть место для ночлега. Хотя он был относительно бодр, этого нельзя было сказать про вороного турканского жеребца, который уже устал, и нуждался в отдыхе. Глупо было бы до смерти загнать лошадь. Внезапно он услышал этот странный звук, который спутать с каким бы то ни было другим просто не возможно. Звук исходил из-за небольшого холма, неведомо как выросшего на степной глади. Забыв об отдыхе, этугеец поспешил к месту схватки. Мысль о том, что это степняки грызут друг другу глотки, он отбросил сразу же, ибо степные разбойники бродили, как правило, большими отрядами, а звук был такой, как будто сражается не больше полудюжины.
Влетев на холм, он увидел следующую картину: как он и предполагал, сражались шестеро, причем сражались пятеро против одного. В этом одиночке эльф признал десятника элитных подразделений турканской армии, за доспехи цвета воронова крыла прозванных Черными Пантерами. Шлем с красным султаном (знаком отличия десятника от рядового) валялся в пыли. Там же, пробитые стрелами, лежали два солдата в черных доспехах. Оставшись в одиночестве, воин яростно отбивался от превосходящего противника. Со стороны вся эта схватка походила скорей на какую-то нелепую клоунаду, чем на реальный бой. Любому, даже ничего не смыслящему в воинском искусстве, сразу бы стало ясно, что если разбойники захотели бы, то солдат давно предстал бы перед своими богами. Эльф понял, что здесь к чему. Оказалось, что бандиты просто играют с десятником, потешаясь, как он мечется, отбивая их атаки, не подпуская их к повозке, стоявшей за его спиной. Он осознавал, что когда им надоест это развлечение, солдат окажется мертвым за считанные мгновения.
«Интересно, что там? Золото? Нет, тогда охраны было бы больше. Скорее важные документы», - попытался предположить Асур. Но стоило присмотреться, и он узнал напавших на солдата бандитов. Все догадки тут же рассыпались в прах.
-Чтоб мне пусто было! - тихо проговорил эльф.
Это были никто иные, как его недавние знакомцы в количестве пяти человек (шестой лежал мертвым).
Неожиданно рослый арланец сделал слишком глубокий выпад, потерял равновесие и оказался полностью открыт для атаки турканца, который немедленно этим подарком воспользовался, рубанув тесаком-гаддарэ так, что лезвие прошло по древку оружия и всей своей силой обрушилось на открытую руку. Взвыв от боли, бандит выронил рунку. Вместе с ней в пыль полетели начисто срезанные пальцы левой руки, правая рука была глубоко рассечена. Он корчился от боли и стонал, прижимая окровавленные конечности к рваной рубахе.
Вот тут то и начался настоящий бой. Бандиты бросились на десятника, а этугеец вскинул лук и доведенным до автоматизма движением натянул тетеву. Стальное жало стрелы само нашло цель и одноглазый любитель ножичков, потянувшись, было за своим оружием, рухнул с пробитой шеей.
Он мог бы с легкостью как куропаток перестрелять их всех до одного, но он давно соскучился по добротной драке. Поэтому не собирался упускать такую возможность. Отправив лук в прикрепленный к седлу налуч, он потянулся к мечу. С шипением закаленная сталь покинула заплечные ножны, и рука вновь ощутила приятную тяжесть двуручного клинка. Издав боевой клич этугейских солдат, он ринулся на врагов. Только сейчас они увидели и узнали его, ярость сменилась страхом перед ожившим мертвецом, вернувшимся с того света. И хоть где-то внутри проснулся потаенный страх перед необъяснимым мистическим явлением, никто из них даже не подумал опустить оружие, либо обратиться в позорное бегство. Один раз они его уже убили, убьют и еще. Рассудив так, разбойники приготовились встретить несущегося на них эльфа.
Первым под карающим мечем этугейца пал желтолицый наемник, все с тем же удивлением в раскосых глазах. Верная катана выставленная в жалком блоке против тяжелого двуручника, переломилась. Случайный блик заходящего света отразился на стремительно опускавшемся мече. Последняя мысль разбойника была, что проклятый этугеец разжился где-то пылающим клинком. Больше ничего подумать он не успел. Меч с легкостью разрубил тонкий металл шлема, а с ним и череп. Кровавое месиво хлынуло во все стороны, и безжизненный труп с устрашающим обрубком вместо головы рухнул оземь.
Спрыгнув с коня, он оказался плечом к плечу с десятником Черных Пантер.
Что ты с ними не поделил? - полюбопытствовал Асур.
А, бес их знает, - ответил солдат, не удивившись новому действующему лицу.
Это еще, что такое? - эльф услышал с повозки стоны и всхлипывания.
Жена рожает. - Был ответ.
«Вот теперь понятно - подумал эльф, - эти болваны позарились на бабу. Скоро им женщины не понадобятся вовсе».
А какого демона ты еще здесь стоишь, иди да помоги, - бросил Асур, - этих оставь мне. У меня с ними свои счеты. И обратился к бандитам, к которым присоединился и третий - израненный, с кровоточащими руками (неизвестно, как он собирался сражаться) - У меня к вам одно предложение - отдайте горшок, и можете проваливать на все четыре стороны!
Хрена с два, козлиная отрыжка! - прорычал главарь, у которого страшный шрам рассекал уголок рта и из-за чего он постоянно криво ухмылялся.
Очень, очень жаль, - медленно проговорил Асур.
Смертный приговор вынесен. И Асур - судья и палач в одном лице, ринулся на врагов.
Молниеносный удар с плеча, и вечно ухмыляющийся тип отправляется в небытие. Грудь пересекает глубокий алый шрам.
Оставшиеся двое набросились на эльфа. Асур даже подивился на израненного наемника, который с остервенением безумца рвался в бой, сотрясая изрубленными культяпками. Нырнув под руку, Асур нанес вспарывающий удар эфесом «ДРАКОНЬЕГО МЕЧА». Венчавшее его пламя, распороло живот тому раненому упрямцу. Это стало для него концом окончательным и бесповоротным - ибо, с такой чудовищной раной, подняться можно было только, если за тебя берется какой-нибудь искусный некромант.
Последний оставшийся в живых словно и не обратил внимания на то, что все его подельники мертвы, только удобнее перехватил ятаган, и, разразившись диким ревом, занес клинок над головой бросился на спокойно стоящего эльфа.
Все произошло легко и до не приличия просто. Ни тебе азарта, ни непредсказуемости сражения. Эльф не любил легкие победы, всегда предпочитая себе, в противники тех, кто умел за себя постоять, знал цену жизни и никогда не сдавался, пока оставался хоть малейший шанс на победу. Здесь же было простое бесславное самоубийство. Асур еще не встречал такой религии, где воины-самоубийцы были бы в почете, и сам презирал подобных людей…
Самоубийца просто напоролся на выставленный вперед меч этугейца. Клинок вошел под ребра, пробив кожаные доспехи аккурат между стальными пластинками, и вышел чуть ниже лопатки.
Ятаган выпал из обессиленных рук, которые в последней попытке тщетно пытались извлечь из тела, чужеродный предмет.
Холодные, как воды Ледового океана, небесно-голубые глаза эльфа встретились в безмолвном противостоянии с затянутыми мутной пеленой темными глазами турканца, из которых по каплям уходила жизнь. Через мгновение это были глаза мертвеца. Уперев ногу в повисшее на клинке тело, он быстрым и резким движением вырвал меч.
Вытирая лезвие меча о складки одежды покойника, эльфу пришла на ум странная мысль. Интересно, скольких он уже спровадил прямиком в мрачное царство Кабура за свою короткую, но бурную жизнь. Еже ли считать только людей, то вышло бы никак не меньше пары легионов. А уж если присовокупить бессчетное количество существ, лишь отдаленно напоминавших людей: всяческих монстров, демонов, восставших из могил мертвецов и прочих аномальных персонажей. Да уж, со всей этой нелюдью свободно могла образоваться средних размеров армия.
Резкий порыв ветра растрепал волосы эльфа, и принес пыль со странным запахом. Пыль плотно облепила мокрое лицо, попала в глаза и нос. Взгляд его застыл на одной точке в чахлой траве. Объектом его пристального внимания стал маленький сосуд продолговатой формы из серебра, украшенный множеством рун и странных рисунков, переплетающихся между собой. А рядом - эльф просто не мог поверить в то, что увидел - лежала полусферическая крышка.
Любой болван, мог бы сразу догадаться, что треклятая урна может находиться у наемников при себе, а не в одной из седельных сумок. Теперь плакали денежки Кордавиуса. Хотя ему-то что убиваться: теперь никто не сможет собрать развеявшийся прах, будь ты хоть трижды великий маг, а значит, с этой стороны Кордавиусу опасаться больше нечего. Упокоением предков станет вся турканская степь, ведь это лучше, чем покоиться в тесной урне. Между тем эльф понимал, что Кордавиус не оценит столь разумных рассуждений и денег не даст.
Вообще Асур был не из тех, кто долго убивается над своими поражениями. Легкое разочарование тем, что дело вывернулось неприбыльной для эльфа стороной, сменилось жизнерадостным настроением свойственным молодому эльфу. Он все еще жив, в кошеле весело звенят монеты и перед ним целый мир, такой загадочный и противоречивый, манящий своей непознанностью.
Внезапно степь в округе огласилась пронзительным детским плачем. Должно быть, жена десятника все-таки разродилась, - подумал этугеец. Когда-то от одной повивальной бабки он услышал, ежели ребенок кричит, значит, роды прошли успешно. Он подошел к повозке и заглянул внутрь - там, на покрывалах и всяческом тряпье лежала женщина, белоснежное платье было заляпано кровавыми пятнами. На красивом лице блестели, словно роса на листьях маленькие бисеринки пота. Женщина тяжело дышала - роды прошли трудно, но слава Солнцеокому - успешно. К груди она прижимала маленькое, закутанное в ткань тельце ребенка, и, улыбаясь лучезарной улыбкой, смотрела и не могла насмотреться на свое чадо. А над ними словно сокол над гнездом нависла черная фигура десятника. Обняв жену, он что-то тихо говорил ей, поглаживая головку младенца.
Увидев этот островок идиллии и счастья, посреди океана смерти и насилия, эльф улыбнулся - впервые за эти несколько дней.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Большое спасибо дружище! - горячо поблагодарил эльфа десятник.
Человеком он был простым, родом из маленькой деревушки и не умел красиво изъясняться, поэтому просто сказал «спасибо». Но в этом незатейливом слове было столько благодарности, признательности, да и просто уважения к храброму незнакомцу, сколько не было даже в витиеватых изъяснениях философов, которым посчастливилось быть спасенными странствующим этугейцом.
От их путаных речей голова шла кругом и, в конце концов, становилось совершенно непонятно, что все-таки хотел сказать умудренный жизнью старец.
Меня зовут Тарис, я десятник Черных Пантер, а жену зовут Данна.
Я Асур с Этугеи - ответил эльф рукопожатием.
- Что ни говори, редки твои родичи в наших краях, - заметил десятник, - Что же привело тебя в нашу страну?
- Ничего особенного - весьма туманно пояснил эльф - так, мотаюсь по свету ищу приключений на свою голову. В общем, со мной понятно, но вот ты-то за каким демоном потащил беременную жену в степь?
- Ох! - тяжело вздохнул Тарис - лучше и не спрашивай. Я и сам кляну себя, на чем свет стоит за эту глупую идею. Надо было оставить тебя у матери, - обратился он к своей жене - не иначе сам Локи дернул меня за руку. Хотя знахарь в Сайнепе клятвенно утверждал, Тирамат его раздери, что ребенок родится как минимум через две недели, а не прошло еще и четырех дней. Вот вернусь, и получишь же ты у меня дармоед. Пригрозил он несчастному старцу.
Эльф только представил, что же десятник учудит со знахарем.
- Да, пока вы не перебьете все степные банды в степь лучше не соваться. У вас, их, как мух на навозной куче, не сочти за оскорбление.
- Ты прав чужеземец - произнес десятник -, давно уже у всех руки чешутся избавиться от этого проклятья. Но если бы в армии каждый исполнял свои прихоти и желания - это была бы не армия, а сброд, просто стадо какое-то. Вот мы и сидим без дела, ожидая, когда власть наберется духа объявить степнякам войну. Но видно ждать нам еще долго. А они все наглеют и наглеют - издеваясь над нашим бессилием.
- Бойкий у тебя парень, - резко перевел эльф разговор в другое русло - как думаешь его назвать?
- Акрил - вступила в беседу Данна, все это время ласково поглаживающая редкие курчавые волоски младенца.
- «Побеждающий смерть», хорошее имя - одобрил Асур - для ребенка родившегося на поле брани, среди смерти. По преданиям моей родины, таким детям уготована особая судьба в этом мире.
Сразу ему вспомнились рассказы его матери о том, как появился на свет он со своим братом-близнецом. Так же как сын Тариса, братья пришли в мир в разгар жестокого сражения, когда отец Асура и Рашара с отрядом верных ему людей, пытался удержать последний оплот обороны - Звездный зал королевского дворца, за стенами которого, в окружении фрейлин и служанок, свершалось чудо деторождения. Чудесным образом первый крик, которым огласили младенцы своды тронного зала, совпал с тем, что во дворец ворвались верные королю войска. Неудавшиеся мятежники, во главе с одним из советников короля были схвачены и понесли страшное наказание: поставив каждому на щеку, клеймо предателя, этугейцы изгнали их с острова предав их имена проклятью и вечному забвению.
- И может хоть они очистят степь от всякого дерьма. - Асур в сердцах сплюнул в песок. - Коль у ваших правителей кишка тонка.
Случайный взгляд, скользнувший по повозке, заставил его призадуматься.
Данна, как-то заметно помрачнела, на прекрасное лицо легла тень неведомой печали, что нельзя сказать о Тарисе, который вообще мало, что замечал, так был рад рождению сына. «Интересно, что это с ней?- подумал эльф - Странно, как-то она на него смотрит, словно видит в последний раз и ожидает скорого расставания». Заметив это, он решил промолчать. В конце концов, это не его дело, да и кто этих женщин вообще поймет, а десятник слишком счастлив, чтобы омрачать его всякими - возможно беспочвенными подозрениями.
- А они то тебе чем помешали? Из вашего непродолжительного разговора я понял то, что они тебе что-то должны.
- Ты про этих что ли. - Эльф мотнул головой в сторону трупов. Да так, стащили они одну вещичку, которую мне поручили вернуть. Только теперь - Асур грустно вздохнул, - она не стоит и пары медяков…Постой! - вдруг спохватился этугеец. Так ты направляешься в Сайнеп?
Тарис утвердительно кивнул, он был несколько удивленный внезапным вопросом.
- И далеко он?
- До темноты может, успеем. А что? Собираешься посетить наш прекрасный город. - В голосе солдата проскочила нескрываемая насмешка.
- Пожалуй, так и сделаю. Все одно придется возвращаться к своему нанимателю, а тащиться до Ханкары с горстью сушеных фруктов в сумке совсем не хочется.
- Тогда тем более стоит поехать в Сайнеп, - откликнулась Данна, услышав о чем, разговаривают мужчины - отдохнешь, переночуешь у нас.
- Правильно! - поддержал свою жену Тарис.
- Тогда надо спешить - предложил эльф разумную мысль. - Не хватало, что бы им подобные заявились сюда.
- Только сначала похороним моих ребят, - мрачно предложил солдат.
Эльф был полностью с этим согласен, самый низкий поступок - оставить не погребенными тела, храбро сражавшихся воинов. Оба дружно заработали мечами как лопатами, худо-бедно, но выкопали две неглубокие могилки. Аккуратно уложив двух мертвецов в место их последнего упокоения, они забросали могилы землей, сделав два могильных холмика. Если бы они умели творить молитвы, они непременно сделали бы это. Хотя эльф и не понимал их назначения: если человек храбро сражался и вел праведную жизнь, то его дух займет достойное место в Небесном царстве. А еже ли влачил жалкое существование, то никакие молитвы не помогут. Вместо этого они просто постояли, склонив головы, отдав последнюю дань павшим, и стали собираться в путь.
А с этими, что будем делать? - внезапно спросил Тарис, указав на изувеченные трупы разбойников.
- С этими? - эльф даже поморщился от отвращения, которое вызывали у него люди подобные этим. - Их место в утробе шакала, откуда они и появились. Да обречет Тирамат их на вечные мучения. - Отрезал эльф и вскочил на коня. - Ну, что, трогаем!
- Трогаем! - ответствовал десятник и щелкнул поводьями.
Впереди, в десятке лиг раскинулся огромный Сайнеп, ждущий принять в свои объятия того, кто так нагло нарушит спокойную жизнь столицы Турканской Империи.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Когда на степь упал расшитый бархатом плащ Владычицы Ночи, а на небе одна за другой вспыхнули ярким сиянием мириады звезд - образуя причудливые созвездия и, поливая землю неестественным бледно-голубым светом, пред их взорами явилась турканская столица - Сайнеп. Город возвышался над степью этакой чернеющей громадой, скрывающей в своей непроглядной тьме, клочок ночного неба. Его неуклюжие башни, шпили, купола храмов светились в ночи от пляшущего пламени факелов и ламп. Издали казалось, что некоторые звездочки сменили свой холодный, серебряный свет на теплый, но какой-то чужой, красно-рыжий. Некоторые огоньки медленно двигались - этим необычным явлением были стражники, лениво прохаживающиеся по парапету. Делали они это скорей не для службы, а что бы занять свои персоны хоть каким-то делом, поскольку скучнейшего поста, чем охранять трижды проклятые стены Сайнепа найти было трудно. Так и приходилось страже болтаться от башни к башне, разглядывая огромное количество птичьих гнезд, коими было увешаны все ниши в зубчатой стене. Которая к тому же были сплошь залеплены засохшим птичьим пометом, избавиться от которого стражникам было просто лень. Вот и приходилось, страшно ругаясь, дышать специфическим запахом, молясь, что бы небеса послали дождь, который худо-бедно, но очистят стены. Время от времени со стен со страшным гомоном слетали птицы, - это один из стражей ради шутки и развлечения спугивал облюбовавших каменную кладку пернатых жителей.
К слову сказать, сами стены - ранее неприступные, сейчас под воздействием ветра, дождя, да и просто всепожирающего времени, медленно, но верно разрушались. Теперь взобраться по ней было проще простого. Все знали это, а так же знали, что город не выдержит даже мало-мальски сильной атаки. Знали об этом все, кроме, пожалуй, императора Таруса 1 - дряхлого, умирающего старца, и его советников, судя по виду видевших деяния Элеана Великого. И вся эта кучка старых маразматиков управляла некогда великой Империи. Империя меж тем дряхлела и разваливалась по мере старения владыки. Сам владыка еже давно перестал выходить из тронного зала и доживал свой век, среди роскоши и богатства императорского дворца. И рушащиеся стены города были зримым свидетельством того хаоса, разрухи и запустения охватившего всю страну.
Процветал грабеж и расхищение, скудеющей день ото дня казны, вымогательства и шантаж стали обыденными вещами. Конечно появлялись так называемые «инакомыслящие», но на них был большой выбор наемных убийц. От изобретательных китарцев, исполняющих свою работу с тонкостью ювелира, предпочитая отравленные стрелы, яды, «шкатулки-сюрпризы», до настоящих мясников с севера - эти оставляли за собой горы изувеченных трупов. Причем, как правило, вместе с намеченной жертвой на тот свет отправлялись и просто люди случившиеся рядом. Всех (имеется в виду высокопоставленных чиновников) такое положение дел вполне устраивало, именно поэтому, старый дурак, все еще поганит трон своей задницей, а не в силу его могущества, как он наивно полагает.
Похоже, кроме департамента Кордавиуса, только Черные Пантеры не погрязли в гниющем болоте бесчестия и лжи. Которые, в отличие от заплывших жиром, откормленных, словно бараны янычар, поддерживали в стране хоть какой-то порядок, не давали окончательно погрязнуть в насилии и реках крови, которые могут потечь по улицам турканских городов.
Черных Пантер создал и непосредственно руководил ими, молодой наследник престола Араус. Который всем своим видом повергал в пух и прах пословицу: «яблоко от яблони недалеко падает». В данном случае яблоко упало от яблони очень далеко, даже дальше, чем это можно было представить. Складывалось впечатление, сто жена старого императора заимела ребеночка от неизвестного старателя. Но так как, та умерла в расцвете лет, то и тайна рождения Арауса ушла вместе с ней в могилу.
Старик, хоть и был не в своем уме, но понимал, что «сынок» похож на него весьма смутно и посему ненавидел его с самого рождения и старался отдалить того от власти (как только он еще не умудрился просто убить наследника престола). И тот покорно со всеми соглашался, тайно вынашивая план свержения старого идиота.
Тем временем, порядком, уставшие путники, въехали в городские ворота. На одной из двух сторожевых башен, стоял, опершись на длинные копья, стражник, ленивым взглядом тот окинул въезжающих, и тут же потерял к ним всяческий интерес, вернувшись к своим мечтам и фантазиям.
В арке, на них со зловещим оскалом уставились колья решетки, окованные сталью, покрытые мхом двустворчатые ворота были гостеприимно распахнуты, приглашая беспрепятственно войти или покинуть город. Ранее все выходы из города закрывались ровно в десять вечера, после в город не пропускали никого, а выпускали только при наличии соответствующей бумаги. Теперь же везде царила всеобщая свобода и уж естественно никому в голову не пришла бы мысль запирать ворота, либо проверять тех, кто въезжал в город.
Близ ворот, у сторожевой будки гурьбой расположились стражники - этакие свиноподобные существа которым доспехи шли, как корове седло. Рядом кружились дешевые шлюхи, размалеванные всеми цветами радуги и способных своим видом перепугать кого угодно, но подвыпившей страже их общество очень даже нравилось. Янычары играли в кости, громко орали и ругались. Кто-то бросил костяшки, и снова компания взрывалась дружным хохотом и страшной солдатской руганью, от которой бросало в ужас любого добропорядочного гражданина. Те жители, которые не желали нажить себе неприятностей старались с наступлением темноты покинуть опасные улицы Сайнепа, больше опасаясь пьяной стражи, чем кишащих по всюду разбойников. Ибо исход встречи с последними был предрешен, тогда от первых ждать можно было всего что угодно.
Эльф ехал, склонив голову, чуть не засыпая в седле, - суматошный сегодняшний денек порядком его измотал. К тому же урчание в животе, не способствовало хорошему настроению. Покорно он направлял своего жеребца за петлявшей по извилистым улицам повозкой десятника.
Сейчас они продвигались по базарной улице, днем на которой яблоку негде упасть. Вечером же, торговцы спешно обслуживали припозднившихся покупателей и в силу закрепившейся привычке, не забыв слегка «надуть» последних, а потом когда последний покупатель скроется в вечернем сумраке, со спокойной душой запереть лавку и отправиться, домой подсчитывать прибыль.
В многочисленных трактирах, тавернах и духанах хозяева инспектировали запасы вина, пива и всевозможной снеди, которая обычно уничтожались гуляющим людом с невероятной скоростью. Еще живы были в памяти многих, события месячной давности, когда гурьба гуляющих наемников (будучи проездом в Сайнепе) разгромила одну из таверн, когда хозяин был вынужден констатировать, что вся выпивка закончилась, а разошедшиеся гости требовали еще и еще.
Ремесленники и крестьяне стекались в трактиры - отдохнуть от однообразия их повсеместной жизни. А в многочисленных мелких улочках, переулках ожидали своего поклонники крысоподобного бога - Ашера, чьи души так же черны, как и мрак турканской ночи.
***
Этугеец двигался за десятником, склонив голову и, разглядывая луку своего седла, думая над тем, как можно довести до такого состояния еще недавно цветущую страну. Он не смотрел по сторонам, ибо, куда бы ни упал его взор, везде он натыкался на запустение и хаос, что вызывало в его светлой эльфийской душе, только грусть и сожаление.
В особо оживленных местах появились неизменные спутницы ночи - жрицы свободной любви, чьи одежды составляли лишь дешевые медные или в лучшем случая бронзовые украшения ( и это не смотря на прохладные ночи ) и какие-то маленькие замызганные тряпочки, кое как скрывающие прелести женского тела, но меж тем оставляли достаточно места для полета фантазии.
Медленно дорога пошла вверх, и они начали восхождение в верхний город. Площадь, на которой они оказались, и которую необходимо было пересечь, была очень велика и люди, бродившие на противоположной стороне, представлялись простыми черными пятнами, даже при самом ярком освещении. Сейчас же редкие уличные фонари, которые вечером надлежало заправлять маслом, было либо попросту разбиты, либо не горели вовсе, и только в некоторых теплился хилый огонек, разливая живительный свет на покрытую мраком городскую площадь.
В центре площади возвышалось некое подобие статуи, только потом Асур различил в неясной форме переплетающихся в сражении тела: человека-героя и отвратительного демона, надо отдать должное скульптору - его произведение пользовалось большой популярностью у праздно шатающейся публики. Публика - богатенькие хлыщи, ищущие приключений на свою голову, обворожительные красотки, неспешно прогуливающиеся в компании дюжих охранников, да и просто гости столицы волею судеб занесенных в эти далекие земли. Гуляющий люд услаждал свой слух, внимая пению бродячих музыкантов, воспевающих любовь, силу и красоту, донося нехитрую идею своих песен в души слушателей. Каждый находил в них что-то свое, то, чему не суждено было сбыться: дамы грезили, как ради них совершались головокружительные подвиги, их кавалеры мечтали о славных победах над своими врагами и сердцами тех же прекрасных дам. За эти подчас несбыточные мечты, они и бросали мелкие монетки в шапки музыкантов. Помимо певцов площадь заполняли многочисленные: шпагоглотатели, факиры выдувающие огненные струи, заклинатели змей, сидящих в умопомрачительных позах, играющих на своих дудочках, поднимая из плетеных корзинок своих ядовитых друзей, акробаты и фокусники, веселящие народ.
И тут блуждающий взгляд эльфа скользнул вниз, и он увидел ЭТО. Считанные мгновения видел он это существо, затем гуляющая толпа скрыла его, но даже этих кратких мгновений хватило, чтобы выжечь этот образ навеки в его памяти. Маленького роста, словно ребенок, хотя, что за существо, могло родить такое, было совершенно непонятно, ибо назвать человеком его было невозможно. Тельце «ребенка» облаченное в лохмотья венчала огромная вытянутая голова, непропорционально большая, из-за чего складывалось впечатление, что вот-вот тонкая шея не выдержит и сломается. Однако этого не происходило, и существо весьма активно вращало, сей частью тела, выпучив на прохожих свои огромные болотно-водянистые глаза. Носа вообще вроде, как и не было, словно он провалился в глубь черепа, оставив только маленький бугорок с двумя дырками. Рот вытянут, что называется от уха до уха. Из под вздернутой губы перекошенной страшным шрамом торчали кривые желтоватые зубы. Ушей не было вовсе. И венчало все это пучок растрепанных волос. Существо сидело, скрестив ноги, и вытянув в подаянии ладошку, с неестественно длинными, крючковатыми пальцами, в которой почти каждый оставлял монетку. Раз! И существо прятало монетку в складки одежды. Раз! И ручка снова вытянута для нового подаяния.
Эльф прибавил ходу, и, поравнявшись с повозкой Тариса, рассказал ему, что он только сто увидел.
***
Жену десятника с ребенком немедленно поручили одной из служанок, вторая была послана Тарисом за лекарем. Лекарь - сухонький старичок с бородкой-колышком прибыл очень быстро и осмотрев обоих пациентов констатировал, что с ними все в порядке, ребенок родился на редкость здоровым и крепким, посоветовал Данне несколько дней отдыха и затем удалился. Эльф только понять не мог, почему она как могла, отказываясь от услуг лекаря, но Тарис был непреклонен и, наказав служанке не спускать с Данны глаз отправился вместе с этугейцем в столовую, где уже был накрыт стол.
«Все-таки странная она какая-то» - подумал Асур выходя из спальни.
Асур решил, что отбудет из Сайнепа утром следующего дня, прихватив, провизии и воды. Но прежде он собирался хорошенько отдохнуть у Тариса, что он собственно и сделал. Данна перекусила в спальне и сразу же легла спать. А ее муж просидел с эльфом, чуть ли не всю ночь. После всевозможной снеди на столе появилась два пузатых кувшина, в которых плескалась холодная жидкость. «Красное вамирское - сказал десятник - специально берег на крайний случай». Откупорив бутылку, Тарис разлил багряную жидкость в кубки, терпкое вино играло в тусклом свете свечи. Слегка пригубив напиток, эльф причмокнул, и довольно развалился в кресле, наслаждаясь, тем как божественный напиток разливается по всему телу проникая в каждую клеточку наполняя ее своей живительной силой. Воистину вамирские виноделы лучшие во всей Валькерии - это признавали даже гордые куатенцы, которые тоже знали толк в хмельных напитках.
***
Так за непринужденной беседой и прошел ужин, под конец которого оба порядком захмелели. Вамирское вино было очень коварным, сначала казалось его можно было выпить очень много и ничего не ощутить. Но действовать оно начинало через некоторое время, обрушивая на человека выпившего его всю свою пьянящую силу. Асур хорошо знал это и вовремя остановился, чтобы не добираться до комнаты ползком.
Добравшись до отведенной ему комнаты, Асур скинул одежды, свалил все в кучу, рухнул на кровать и мгновенно заснул лишь его светловолосая голова коснулась подушки. Спал он без сновидений, что с ним случалось крайне редко. Не смотря не то что, произошло днем и, то, что он порядком вымотался, проснулся он как всегда рано и как всегда выспавшимся, бодрым и полным сил. Вновь неугомонный дух искателя приключений, живший в нем, требовал активного действия. Потянувшись, и размяв затекшие мышцы, он открыл ставни и высунулся наружу. Там было тихо, как на кладбище ночью, лишь одинокие прохожие спешили куда-то по своим делам. Где-то на горизонте кромка неба, что смыкалась с бренной землей окрасилась в цвета новорожденного дня. Но эта идиллия ненадолго, скоро проснутся ремесленники и рабочие, откроются лавки купцов, предлагая многочисленные товары, отворят свои двери бесчисленные забегаловки, трактиры и рестораны, засуетятся прохожие и город заживет своей обычной жизнью, жизнью разворошенного муравейника. И все равно город был серым и унылым, а без суеты и толкотни еще и мертвым, совсем как Ханаин - мертвый город, затерянный где-то в Беринхорском королевстве. В конце концов, лицезреть каменного мертвеца Асуру надоело, и он принялся натягивать одежду.
Тогда он и услышал этот нечеловеческий крик.
Асур насторожился, голос, несомненно, принадлежал хозяину дома. Но что это ему приспичило орать с самого утра? За ответом на этот вопрос, он выскочил из комнаты, пробежал по коридору чуть не сбив при этом нелепую кифарскую фазу, стоявшую здесь совершенно не к месту. Прыгая через ступеньки, слетел с лестницы, и оказался перед дверью, откуда доносилась вся эта утренняя какофония. Не мешкая более, он толкнул двустворчатую дверь и вошел в комнату. Пред его глазами предстала следующая картина.
Комната - достаточно просторная, но небольшая, с единственным окошком завешенным темными портьерами почти не пропускающими солнечный свет. В комнате царил легкий полумрак, и темнота легкой дымкой ложилась на предметы, щедро разбавляемая искрящимися ореолами вокруг языков пламени нескольких толстых свечей. В комнате как он и ожидал, был Тарис и его жена, причем первый все время метался по комнате, словно раненый зверь, ступая тяжелой солдатской поступью. Лицо десятника было мрачнее самой мрачной грозовой тучи. Скрестив руки на груди, солдат о чем-то сосредоточенно думал, все время, что-то бормоча и ругаясь. Ровняясь со столом, он вымещал всю свою злобу скопившуюся за время их последней встречи и с силой обрушивал огромный кулак на полированную столешницу, причем тарелки и стаканы подпрыгивали с жалобным дребезжащим звуком. У дальней стены висело полотно, по которому стекали струйки чего-то красного, видно в порыве ярости десятник запустил в стену кувшином с вином.
Вторым действующим лицом этого утреннего представления была естественно Данна. Она сидела, сжавшись на стуле, обхватив колени руками, и положила голову на них, волосы растрепанны, платье было в пыли и местами в грязи из чего эльф решил, что женщина ходила куда-то рано утром. И ему думалось, что всплеск ярости Тариса связанна именно с этой ранней прогулкой Данны, та, опустив глаза в пол, тихо всхлипывала.
- Отвечай! - кричал десятник - Отвечай, будь ты проклята, отвечай, куда ты его дела?
Женщина еще сильнее вжалась в спинку стула и в очередной раз разрыдалась.
- Как же она тебе ответит, коль ты и слова не даешь вставить, - вмешался вошедший эльф.
Тарис раздраженно взглянул на эльфа. С невозмутимым видом эльф выдержал тяжелый взгляд десятника и тоном, не терпящим возражений, произнес:
- Тарис сядь и успокойся.
Десятник почему-то подчинился и грузно плюхнулся в кресло.
Асур из-за отсутствия в комнате стульев облокотился на стену и сцепил руки на ремне.
Некоторое время в комнате воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая только жужжанием бьющейся о стекло мухи, всхлипыванием Данны, тяжелым дыханием Тариса из которого по каплям уходила нахлынувшая волна ярости, только эльф стоял у стены безмолвной статуей и молча наблюдал за супругами.
Наконец Данна заговорила, при этом глубокий, мягкий, приятный голос дрожал, как пламя горящей свечи.
- Тарис ты помнишь, как долго я не могла забеременеть…
Здесь стоит упомянуть о странном бедствии, обрушившемся на Туркан. Никто не знает и не узнает, откуда пришла это ужасная болезнь. Может быть от дикарей Индиры, которые демон знает, чем занимаются там в своих джунглях, может от моряков бывающих в самых диких странах и заброшенных местах.
Но к счастью зараза ушла и теперь, бесполезно гадать, что да чего - мертвецам от этого не легче. А вот последних было просто огромное количество, по сравнению с которым, кровопролитная война с Куиром была просто невинной детской забавой. Лекари и целители, маги и колдуны были бессильны. Положение усугублялось тем, что никто понятия не имел, как передается болезнь. К тому же не было возможности определить заразного человека, ибо не было на теле никаких следов, ни гнойных струпьев, ни кровоточащих язв. Болезнь поражала мгновенно. Сегодня это здоровый и сильный человек, а завтра безжизненная, истлевшая, высушенная мумия, похожая на то во что превращают знатных усопших в далекой Зимберии. До сих пор любопытным приезжим рассказывали страшную историю о том, как в одном богатом доме на каком-то приеме, на глазах у гостей, жуткой смертью скончался хозяин дома, который только минуту назад веселился и развлекался. И буквально через какой-то час, заживо сгнили все гости и слуги, дом в последствии сожгли.
Болезнь прошлась по стране мелким гребнем, скосив добрую половину жителей, население таяло, как снежный ком, те, кто еще не отправился на тот свет, бросали все нажитое, бросали работу, оставляли на произвол судьбы родные дома и бежали кто, куда только бы подальше от проклятых мест. Предпочитая лучше черновую работу прислуги где-то на чужбине, либо превратиться в нищих, чем умереть в страшных муках, когда у тебя на глазах твоя плоть чернеет, гниет и разлагается. Если бы так продолжалось и дальше, то Туркан превратился бы в безжизненную пустыню. Зараза проникала и в жалкие обители бедноты, и в роскошные хоромы турканской знати, ровняя всех по своим страшным меркам, для нее не существовало ни титулов, ни званий, ничего.
Каждый новый день приносил все новые и новые сотни уродливых трупов, которых буквально через несколько дней после начала эпидемии перестали хоронить на кладбищах из-за отсутствия на последних места. Теперь трупы с величайшей осторожностью собирали в специальные повозки и вывозили далеко за пределы городов, где сжигали вместе с повозкой. Завидев эту мрачную процессию, люди мгновенно исчезали с улицы, прячась в свои дома. Некоторые, особо сообразительные в первые дни после появления болезни, спешно запаслись провизией и теперь не покидали свои жилища, надеясь переждать несчастье в безопасности.
Время шло, люди гибли, вымирали целыми кварталами, туда сюда сновали черные экипажи, огромные погребальные костры росли по всей стране источая вместе с седым дымом страшный запах смерти гуляющей повсюду.
Так продолжалось несколько лет, а потом зараза исчезла также внезапно, как и появилась. Люди облегченно вздохнули, но ненадолго - их ждало еще одно несчастье. Новая зараза поражала исключительно женщин, лишая их возможности иметь детей. Вот тут то и появился в Туркане этот человек с неопределенной национальностью называющий себя Шуа-Кар. А прославился сей муж тем, что лишь одному ему неведомым способом лечил женщин, возвращая им радость материнства. Но продолжалось это не долго, - Шуа-Кар умер при весьма странных обстоятельствах, причем тела целителя никто так и не увидел, хотя толпы рыдающих женщин, желающих последний раз прикоснуться к телу ожидая, что даже мертвый он не потерял своей целительной силы.
Меж тем благодарные ученики и последователи его философии соорудили гробницу на окраине Сайнепа, куда и поместили урну с его прахом. И вот повалили в Сайнеп бесплодные женщины со всей страны, одной из которых была Данна. В общем, то, как и все в этом мире просто, так не дается, и за все приходилось платить, а цена была не маленькой и поначалу приводила в ужас желающих исцелиться, ужас за то, что первенца приходилось отдавать таинственным, неразговорчивым служителям, ну а дальше рожай, сколько тебе вздумается. Что дальше случается с младенцами, не знал никто кроме слуг Шуа-Кара, все расспросы и мольбы натыкались на непрошибаемое равнодушие служителей. Что случалось с теми, кто не выполнял обещанного, тоже никто не знал, ибо люди старались не афишировать свое посещение могилы известного лекаря, словно это было что-то непристойное.
Сегодня ночью она вытащила малыша из кроватки, завернула в дорогую ткань и незаметно покинула дом. По ночным пустынным улицам добралась до квартала бедняков, где и стоял храм-гробница. Дверь открыл мрачнейший тип - подстать месту и зданию - бритый турканец взял ребенка и захлопнул перед носом ошарашенной женщины дверь. Сама не понимая, что сделала, она, рыдая, побрела домой.
… теперь ты все знаешь, - грустно произнесла женщина, все еще не поднимая глаз.
- О боги милосердные! - вскричал Тарис - зачем, зачем ты его отдала?
Данна молчала.
- Клянусь всеми богами, - прошипел Тарис и сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, а костяшки побелели, - я верну себе сына, и ни какие фанатики, ни боги, ни демоны не остановят меня!
Асуру было хорошо знакомо это состояние - смесь ненависти, чувства мести, злобы и безумной решительности бросить вызов всему миру.
- Похоже, мне придется задержаться в этом городе, - пробубнил себе под нос этугеец.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Был поздний вечер, и небо над Сайнепом окрасилось в черно-синие мрачные тона, ветра не наблюдалось, и над городом висели редкие, бесформенные облака, меж которых все чаще вспыхивали маленькие серебряные точки. Тонкий серп растущего месяца висел в мутно-туманном ареоле, и жидкие бледные лучи падали на разгоряченные солнцем мостовые и каменные стены Сайнепа.
В это время суток окраины Нижнего города были особенно мрачными и мерзкими. Кладбище бедняков как обычно было безлюдно и пустынно, добровольно сюда не приходил никто за исключением могильщиков притащивших на кладбище очередного нищего, что бы кое-как присыпать того землей и оставить на растерзание живущих здесь шелудивых псов. Ежели кому посчастливилось не быть съеденными голодными животными, то дождь и ветер размывали тонкий слой земли, открывая палящему солнцу мертвую плоть, которая гнила и смердела. В воздухе квартала бедноты стояло специфическое зловонье, источаемое трупами людей и животных, тихо превращающихся в прах в каком-нибудь темном переулке. За каждым углом, словно песчаные рогачи, сидели работники «ножа и топора» поджидая свою несчастную добычу. Интересно кого они собирались здесь грабить? Ибо редко у кого в этих местах можно было найти хоть пару серебряников.
Две бесформенные тени прыгали по стенам домов, утопая в черноте переулков и снова выскакивая на бедно освещенную улицу. Гробовую тишину заваленной мусором улицы, по которой ручьями текли реки помоев, выливаемых прямо из окон, нарушали пьяные вопли гуляющих бедняков. Больше на улице никого не было кроме двух владельцев беснующихся теней. Закутанные в серые плащи с капюшонами, скрывающими лица, подолы плащей развевались и волочились за стремительно идущими путниками, уверенно шагающими к своей цели.
Внезапно перед ними невесть откуда возникли трое оборванцев, измазанные сажей лица придавали им сходство с уроженцами южных пустынь, в трясущихся руках сверкнули кривые турканские кинжалы. В другое время эльф обязательно влез бы в драку и причислил к числу убитых им еще трех идиотов рискнувших напасть на того, кто им не по зубам. Однако было не время и он, сбросив капюшон, одарил грабителей таким свирепым и испепеляющим взглядом голубых глаз в глубинах, которых отражался лунный свет. Откинув полы плаща, он наполовину обнажил меч и покачал головой, давая ясно понять, что с ними лучше не связываться. Грабители, увидев хорошо вооруженных воинов в полном облачении, решили поискать себе другую добычу и растворились во тьме столь внезапно, как и появились.
Компаньоны продолжили свой путь в полном молчании. Тарис хорошо знал эти места и безошибочно вел своего друга к цели их ночной прогулки. Улочки петляли, извиваясь, превращаясь в единый, кажущийся бесконечным - лабиринт. Загаженные, они были настолько узки, что двум широкоплечим мужчинам едва хватило места протиснуться между отвесными, шершавыми стенами домов, между которыми высился кусок ночного неба с кусками туч и звезд. Они так часто сворачивали в какие-то проулки, оказывались на площадях больших и маленьких и снова углублялись в лабиринт нелепо наляпанных домов, что эльф, поначалу отмечавший путь теперь плюнул на это, ибо в конец запутался в этом нагромождении камня и дерева. Заблудиться, как и скрыться от погони, было проще простого, недаром здесь находили прибежище самые отъявленные негодяи, по которым исплакался топор палача.
В конце концов, после длительных плутаний друзья оказались на обширном пустыре поросшем хилой, увядающей растительностью. Пред ними предстало кладбище бедняков, по телу огромного, спящего мертвеца среди кустов бродили неясные тени, принадлежавшие очевидно рыщущим повсюду голодным псам, ищущим еще не окончательно сгнившее мясо. Где-то вдалеке послышалось угрожающее рычание, пронзительный визг и лай - падальщики не поделили свежий труп. Асур удивился, как это сайнепцы, с их любовью ляпать строения на каждом свободном клочке земли, упустили такое «роскошное» место. При желании они могли сровнять здесь все с землей, и возвести дома прямо на костях, но то, что высилось в центре кладбища пугало, словно больной проказой, вселяло суеверный ужас в черствые души сайнепцев. Сооружение метров под семь высотой представляло собой большой прямоугольник из пористого серого камня с несколькими стрельчатыми окнами и огромной двустворчатой дверью на фасаде. На прямой крыше возвышался каменный куб, который венчала полусфера из мерцающего камня синеватого цвета, здесь окон не было вовсе.
Еще днем, прикинув примерный план действий, приятели обрядились в нищих, и ненавязчиво помаячили близ гробницы-храма. Замечательное соседство, нечего сказать - Крысиное гнездо, что виднелось немного дальше и гробница Шуа-Кара. И если про второе ходило множество жутковатых легенд и преданий - о том, что это, не много не мало, как храм черных богов забытых и погребенных под толщей времен, ему же приписывали имя обители некроманта и прочей нечисти, то про первое вообще старались не упоминать, а от особо любопытных просто отнекивались. И уж конечно не упоминали, что иногда из-за стен гнезда можно услышать странные стоны, человеческие крики и звериное рычание. Асуру оба сооружения почему-то напомнили гнойную язву на дряхлеющей плоти города, язву, которая медленно, но верно уничтожала город, глубже и глубже проникала в его чрево и если эту заразу не удалить, то жителей многострадального Сайнепа ожидает страшная участь.
Все эти кошмары эльфа не пугали, за свою жизнь ему довелось побывать в таких местах, одно название которых заставляло людей дрожать и покрываться липким, холодным потом. И теперь, как и всегда присущее его натуре безмерное любопытство до всего странного и неизвестного влекло его навстречу новой авантюре.
- Есть гениальные идеи, как проникнуть в это чудо архитектурной мысли? - полюбопытствовал десятник, когда они утром бродили близ храма, причем последние три слова сей фразы были выплюнуты с отвращением, с каким человек выплевывает попавшего в рот комара.
- Есть, - бодро произнес эльф и потащил Тариса за собой к зарослям какого-то колючего кустарника, что надежно скрывал заднюю часть храма. - Исходя из твоих слов, - строил он свои умозаключения, - о том, что они практически не покидают своего убежища, выходит, что едят они внутри и, если они не полные идиоты, у них должен быть еще один выход, не таскать же помои и жратву через главный вход. А это прибавляет наши шансы проникнуть туда незамеченными.
Так и есть, сзади они обнаружили маленькую дверцу: хорошо смазанные петли, стертое покрытие металлической ручки, все свидетельствовало о том, что дверью пользовались весьма часто, в пользу этого говорило еще множество следов и стоптанная трава. Этого было вполне достаточно, и воины, определив место своего ночного вторжения, удалились с пустыря. Уходя вечером из дома, они условились с Данной, что ежели они не вернутся до рассвета, она немедленно спешит к Силаду - правой руке Тариса, который командовал десятком в отсутствии непосредственного начальник. Она передает ему накарябанную Тарисом записку, в которой говорилось, что дела у них хуже не придумаешь, и что бы он спешно поднимал на ноги весь десяток и мчался им на помощь. Тарис отлично понимал, что за такое самоуправство Силада начальство по головке не погладит, так как любые действия Черных Пантер непременно должны были быть согласованны с вышестоящим командованием, которое обычно в таких случаях не проявляло особой поспешности. Медлительность, с которой разбирались бы вопросы что, куда, зачем, да почему могла стоить им обоим жизни. Тарис надеялся, что до этого не дойдет, он собирался все быстро и желательно с сохранением храма-гробницы (все-таки, мертвец покоящийся там не виноват, что место его последнего упокоения осквернили какие-то выродки) …
Пригибаясь и проклиная струящийся с ночных небес свет, хорошо освещавший пустырь, двое в мгновение ока оказались у уже знакомых кустов. Стражи на стенах не было - она, как и большинство добропорядочных жителей обоих городов либо спали, либо пребывали в страшнейшем опьянении. И это радовало обоих друзей, не хватало что бы какой-нибудь болван, чересчур исполнительный заметил бы двух оборванцев, мелькающих около храма. Первый раз эльф возрадовался тому бардаку, что творился в Сайнепе. Сорвав с себя хламиды и зашвырнув их в кусты, прислушались. Ничего. Абсолютная тишина. Где-то прокричала и зашелестела крыльями ночная птица, птица улетела и снова пустырь накрылся мертвой тишиной. Рядом за спиной этугеец ощущал жар тяжелого дыхания десятника, даже скорей не дыхание, а сопение разъяренного буйвола. Воин рвался в бой и жаждал изрубить кого-нибудь в мелкую лапшу, посему постоянно теребил эфес сабли. Шурша сухой травой, оба медленно продвигались вдоль стены. Серебристая кольчуга, плотно облегающая тело эльфа переливалась в лунном свете, при каждом движении чудесное творение подгорных мастеров повторяло его подобно второй коже - коже серебряного дракона. Черной, безликой бездной был легкий панцирь Тариса, бездной в которой бес следа растворялся поток небесного света.
Припав на одно колено перед дверью, этугеец извлек из потайного кармана на поясе тонкую стальную пластинку и, найдя замочную скважину начал в ней копошиться. Многочисленная практика довела это умение до совершенства, и Асур еще не встречал замков, которых не смогли бы открыть его ловкие пальцы, вооруженные какой-нибудь невинной мелочью. Другое дело если на замок накладывали магическое заклятие. Но здесь обошлось без магии и через пару мгновений тихое шуршание завершилось победным щелчком - замок открылся.
Вернувшись в вертикальное положение, эльф заметил, с каким подозрением смотрит на него Тарис.
Где это ты мой друг, так наловчился в этом деле? - лукаво поинтересовался десятник. - Уж не посещал ли ты раньше наш мерзкий городишко?
Асур понял, куда клонит его приятель, и, если мог, то обязательно рассмеялся бы, но сейчас только криво улыбнулся и поспешил успокоить подозрительного турканца:
Поверь мне в вашем городе я в первый, и, наверное, в последний раз, очень уж он мне не нравится. А где я этому научился, расскажу потом, когда все это закончится, и мы окажемся у тебя дома. Теперь же не будем терять времени! - сказав это, он первым проскочил в дверной проем, и его фигура утонула, поглощенная непроницаемым мраком.
Из разверзнувшегося черного зева тянуло пробирающим до самых костей холодом, холодом древних разрытых могил. Там во мраке жила смерть, смерть страшнее которой не мог вообразить даже мозг, затуманенный курящимися палочками дурман травы. Если бы Тарис мог чувствовать магические потоки, то просто захлебнулся бы в лавине струящейся отовсюду злой, враждебной всему живому силы. Не обращая внимания на гнетущее чувство внутреннего беспокойства, Тарис скользнул за эльфом, прикрыв за собой дверь. Оказавшись в практически полной темноте, они некоторое время подождали, пока глаза не привыкнут к черноте вокруг, чуть разбавляемой жидкими каплями лунного потока, струящегося в щелку между дверью и косяком. Легкое, еле уловимое шипение змеи перед нападением - это эльф извлек из ножен меч и приготовился к скорому сражению, ждать осталось совсем не долго.
Отыскав в темноте вторую дверь, и чуть не опрокинув груду какого-то хлама, они проникли в длинное и узкое помещение, которое, судя по столу, такому же длинному, как сама комната, было не иначе как трапезной. Стол - массивный, с кривыми ножками в виде львиных лап застыл, словно зверь готовый к прыжку среди каменных плит, которыми был выложен пол. Тарис посчитал стулья, такие же массивные, как и стол, в них тоже проглядывалась звериная тема, их было семнадцать, по восемь с каждой стороны и один во главе, предназначенный для их вождя, предводителя или демон знает, кто у них был. Здесь, как и везде отсутствовали напрочь всяческие украшения, если можно считать украшением пласты серовато-зеленого лишайника коим затянулись каменные стены, да грозди седой паутины рваными кусками свисающей с подгнивших кое-где деревянных перекрытий. На столе и рядом на полу кучи крошек и недоеденные кусочки еды плавали в темных лужах пролитого вина. Определенно здесь недавно вкушали пищу, причем живущие здесь явно не отличались какой бы то ни было культурой. Остатки трапезы обычно уничтожались ордами вечно голодных обитателей подземных катакомб. Где-то в углу раздалось попискивание и шуршание когтистых лапок по камню. Крысы явились на свой пир.
Только успели они сделать несколько шагов по мрачной столовой, где уже вовсю пировали серые дьяволы, как дверь резко отворилась, и в комнату влетел запыхавшийся тип в бесформенной хламиде мышиного цвета. Увидев двух вооруженных людей, служитель гробницы-храма оцепенел, застыл раскрыв от удивленья и неожиданности рот. Этих секунд хватило Тарису, что бы совершить головокружительный прыжок через пол комнаты и рухнуть всей своей массой на ошарашенного служителя. Тот ничего не успел сообразить, как могучая рука сжала его горло. Рывком он поднял перепуганного жреца и треснул спиной о каменную стену. Жрец был ниже того на целую голову и легче раза в два, поэтому турканцу не составило труда держать это тщедушное существо одной рукой, а второй накрепко зажать тому рот. Осознав реальность происходящего, жрец понял, что вырваться из стальных объятий турканца ему врятли удастся и от отчаяния начал лягаться и бить маленькими кулачками по стальному доспеху.
Уймись! - рявкнул турканец в ухо человечку, и для верности врезал ему кулаком в живот.
Лицо несчастного исказилось страшной гримасой, глаза округлились до размеров дозволенных природой, тело изогнулось в судороге. Засим мужичек утихомирился, решив более не злить страшного турканца и еще одного престранного типа с остроконечными ушами. Жрец ранее никогда таких не видел и сильно перепугался. Меж тем, нечеловеческое существо в отливающей серебром кольчуге, заметив глубокий страх, зародившийся в глазах пленника, медленно приблизился к тому. Почему-то жрецу совершенно не понравилась та зловещая улыбка украсившая лицо эльфа. И уж совсем чуть было не потерял сознание, когда тот поднес свой меч к его горлу и тихо так спросил:
Где дети?
Жрец молчал. Но теперь страх в его глазах сменился каким-то неописуемым ужасом, словно ему пригрозили сбросить в подземелье, где властвовали вечно голодные крысы. Асур нахмурился, улыбка сползла, явив суровое, воинственное лицо.
Где они? - повторил свой вопрос этугеец.
Отвечай зараза! - прошипел десятник. - Мое терпение не безгранично.
В этот раз жрец оказался более сговорчивым и отчаянно закивал головой, глазами указывая в пол.
Под землей! - догадался эльф.
В подвале! - чуть не закричал турканец.
Жрец еще яростнее затряс головой и что-то замычал, стесненный пятерней Тариса.
Сейчас он уберет руку, - медленно проговорил эльф, - и ты поведаешь нам, где ход в подземелье. Попробуешь закричать отправишься к праотцам. - Он вновь поднес меч к горлу жреца, кожу обожгло смертельным холодом, исходившим от заточенной стали. Для пущей убедительности Асур легонько нажал на мясистую шею пленника, из маленькой ранки заструилась тоненькая полоска крови.
Только Тарис ослабил хватку, как жрец, набрав полную грудь воздуха, пронзительно заверещал. Крик длился считанные мгновения, ибо меч этугейца глубоко вошел в шею рассекая мышцы, артерии, нервы. Истерический вопль перешел в булькающее клокотание, из разрубленной трахеи, шипя ядовитой змеей, выходил воздух, из артерии тугой струей била алая кровь.
Идиот! - прокричал эльф мертвецу. « Религиозный фанатик - мелькнула в голове мысль». Можно было догадаться, как будто первый раз имею с ними дело, - отругал себя за столь глупую промашку эльф, но как ни кляни себя за это, дело уже сделано.
И все же мерзкий жрец перед сопровождением на тот свет устроил своим убийцам большую пакость. За стеной послышался топот множества ног. Поминая последними словами гадкого типа поднявшего на ноги весь храм, эльф вскинул меч, и бросился к двери пинком сорвав ее с петель. Хруст ломаемых костей, стон и глухой удар - по этим радующим слух звукам Асур понял, что влепил кому-то крепко. Врываясь в коридор, он уже догадался, что там увидит. Однако и глупо они бы выглядели, если бы это оказались лишь перепуганные страшными воплями жрецы. Мысль посетила и тут же растаяла, когда он увидел толпу до зубов вооруженных людей, которые совсем не походили на скромных служителей культа, такие же серые одеяния, злобный оскал и бритые макушки.
Ядовитым варевом закипел бой.
Выбив оружие из рук первого напавшего, Асур очертил широкую дугу, и обрушил клинок на голову жреца. Тело еще не успело рухнуть на плиты, а эльф уже сцепился с еще одним безумным фанатиком. Дальше все было как в тумане - густом и непроницаемом. Меч, испив крови, словно ожил в руке этугейца и без устали рубил, колол, пронзал. Каждый удар в копошащуюся серую массу венчался пронзительным криком: жрецы гибли с именем своего бога на устах. И еще ужаснее было видеть ту умиротворенную улыбку, искажавшую лица умирающих в предвкушении встречи со своим идолом, который отверг от них свою длань. Вокруг стоял сущий хаос: звенела сталь, стонали умирающие, кто-то заливался мерзким смехом, резавшим слух по чище хадирских сирен. И среди всей этой какофонии чуткий слух эльфа различил чье-то пение, как снежная лавина набирает силу, так и здесь песня на не понятном языке набирала свою мощь подхватываемая новыми и новыми глотками. Теперь ее уже орал каждый в ком теплилась еще жизнь. Песня призванная поднять боевой дух храмовников, сделала свое черное дело, и воспрявшие духом защитники храма с еще большим упорством, и остервенением принялись теснить двух чужаков.
Это был не бой, а избиение. Жрецы хоть и были хорошо вооружены, но не имели за плечами опыта множества сражений, который был у эльфа и турканца.
Еще один обманный маневр и удар кулака сваливает очередного бедолагу с ног, отправляя его в счастливое забытье. Это турканец за спиной эльфа заработал своей могучей дланью. Асур уже не понимал что, делает, меч вгрызался в мягкую, теплую плоть, руками и ногами выбивал зубы, ломал челюсти. Не заметил он, как чье-то оружие рассекло бровь. Кровь заливала глаза, фигурки жрецов превратились в размытые силуэты в кровавой пелене.
Где-то рядом сражался турканец. В нем не было ни милосердия, ни сожаления: все сгорело в пламени страшного пожара, имя которому ненависть и отвращение. Вновь и вновь погружал он лезвие своего клинка в тела людей отнявших его сына. И не было пощады никому. Неизвестно сколько бы он так промахал тесаком, наверное, пока не превратил бы врагов в кровавое месиво, только вдруг чья-то сильная рука ухватила его словно непослушного ребенка за шиворот и рывком втащила куда-то. Прямо скажем вовремя. В ту же секунду, как только хлопнула дверь, в нее с силой вонзилось толстое копье, аккурат на уровне головы турканца и не утащи его эльф - быть ему приколотым на дверях, словно насекомое в коллекции ученого-энтомолога. Меж тем жало копья не найдя себе цели впилось в крепкое дерево, мелко задрожало и замерло.
Опустив массивный засов два воина, отдышавшись, огляделись, куда их занесло на этот раз. Положение было хуже не придумаешь. Оказались они в зале, откуда был единственный выход - в коридор к беснующимся жрецам. Последним видимо не шибко нравилось, что чужеземцы проникли в святая святых храма-гробницы, и очень возмущались по этому поводу перед закрытой дверью. Даже притащили нечто очень увесистое, и немедленно применили сей неизвестный предмет в роли тарана, стараясь разломать крепкую дверь, дверь держала, но это было ненадолго: стальные петли жалобно скрипели, а по храму с каждым ударом пробегала еле заметная дрожь.
Оказались они в зале, где хранился прах Шуа-Кара. Небольшое круглое помещение с неприлично гладкими для гробницы гладкими стенами, никаких тебе украшений, мозаик и барельефов. Вообще у здешних обитателей свои причуды, то ли лень было, то ли еще какие-то свои причины. Свет давали множество коптящих факелов торчащих из специальных пазов в стенах.
В центре зала возвышался огромный каменный куб высотой до груди эльфа, который вместо того, что бы искать выход из комнаты, с интересом разглядывал урну, где очевидно покоился прах целителя. Светлый металла был весь испещрен какими-то каббалистическими символами, геометрическими фигурами и бессчетным количеством рун. При беглом осмотре Асур обнаружил несколько знакомых ему символов: символ защиты и символ означающий связь с потусторонним миром. А это что такое? Эльф крайне удивился, обнаружив на крышке следы свежевыбитой руны, естественно свежей относительно других надписей. Это был немного знаком с подобными вещами и хорошо знал, что просто так здесь ничего не бывает, каждый знак имеет свое значение. Из символов складывалась общая суть всех погребальных церемоний, и просто быть того не могло, что бы потом в спешке дописывался какой-нибудь забытый знак. Тем более каждый символ наносился с соблюдением определенных правил, этот же был начертан грубым и варварским способом. «Интересно, что за шутники здесь такие - подумалось этугейцу». Но стоило по ближе рассмотреть этот знак, как любые мысли о чьей-то идиотской шутке мигом растворились, как утренний туман. Он узнал эту древнюю как мир руну.
Святые боги! - вырвалось из груди. - Этого еще не хватало.
Что ты там обнаружил? - забеспокоился солдат, заметив, как побледнел его друг.
Похоже дела здесь серьезней чем мы предполагали, - ответил Асур каким-то замогильным голосом, все еще не сводя глаз с нацарапанного знака.
А ну, обьясни ка, что ты там увидел - совсем уже всполошился Тарис.
Он рассказал, что эта руна используется для насильственного подчинения магом различных созданных им джиннов, демонов, ифритов. Применялась она и для создания зомби. Но самое главное, то что с ее помощью можно было повелевать существами астрального плана - -лементалей и стихийных духов, в общем всего того с чем не мог справиться маг собственными силами.
Что-то в последнее время ему постоянного попадаются кремированные мертвецы порядком надоевшие эльфу. Сначала прах предков Кордавиуса над которыми хотели поэкспериментировать. Теперь Шуа-Кар, но только кому мог понадобиться пепел давно умершего целителя? Додумать сию мысль он не успел.
Неожиданно часть стены плавно отошла в сторону, и в зал ввалились несколько человекообразных существ. Точнее от человека у них было только туловище, все бугристое от твердокаменных, скрученных в тугие канаты мышц. Тела стягивали широкие ремни, на поясе болталась набедренная повязка. Голова же была жутковатой смесью крысиного с лягушечьим. Огромный губастый рот усыпанный множеством мелких зубов, торчащие в разные стороны уши-лапухи (причем у одного часть уха была сгрызана, вместо него висел какой-то рудиментарный отросток). На двух вздутиях сидели огромные выпученные глаза - ничего не выражающие и пустые, словно в пустые глазницы кто-то засунул по здоровенной черной жемчужины. Соломоподобные волосы стянуты в пучки, аля огородное пугало. Пугало пугалом, а двулезвенные топоры отмели любые насмешки в отношении этих существ. Шутить с таким пугалом было бы непростительной ошибкой.
Привлеченные шумом наверху они явились из своих подземелий и обнаружил двух чужаков. Убить, было их единственной мыслью.
Не долго думая монстры ринулись на чужеземцев. Свободная рука эльфа метнулась к поясу и распрямилась швырнув маленький сверкающий предмет. Кроткий метательный нож вошел аккурат в левый глаз существа. Черная жемчужина лопнула словно мыльный пузырь и демон завалился на бок. Демоны бросились на валькерийцев. Схватка длилась несколько минут и завершилась тем, что в темно-багряные лужи рухнули еще три мертвых чудовищных тела.
Два воина посмотрели на столь внезапно открывшийся ход, потом друг на друга и не говоря ни слова бросились в зияющий чернотой прямоугольник. Пошарив по голому камню Тарис обнаружил выступающий рычаг который немедленно опустил. Заработали скрытые механизмы и плита поползла обратно, со щелчком встав на свое место она слилась со стеной. Через несколько мгновений страшный треск потряс храм - это не выдержали двери зала и разлетелись в щепки под натиском лишившихся рассудка жрецов.
Прислушавшись к звуками за стеной они различили топот множества ног, какую-то возню и не различимый гул голосов … и больше ничего. Никто громогласно не призывал продолжить поиски и покарать дерзнувшись осквернить священное место, никто не пытался открыть потайную дверь. Очевидно жрецы понятия не имели о каких бы то ни было потайных ходах в их храме. Значит погони можно было не опасаться.
Да, они избежали мести служителей Шуа-Кара, но одним богам ведомо куда приведет их круто уходящий в глубь ход. С каждой пройденной ступенькой тьма властвовавшая здесь сгущалась вокруг двух рискнувших бросить ей вызов, ей в чьем густом, склизском мраке тонул хилый свет одиноких факелов. Тьма безликим чудовищем выползала из недр древних катакомб, неся с собой зловонье гниющей плоти, тухлой воды застойных луж и еще бес знает какой мерзости.
Асур с детства недолюбливал подобные места. Им представителям Звездного Народа мрачные, сырые подземелья со спертым воздухом и давящей на грудь тяжестью породы были, что соль на раны. Им рожденным под ясным небом залитым солнечным светом ни за что не понять гномье племя которое души не чаяло в своих пещерах. Вообще то каждому свое, и что для одного дом родной, для другого хуже каторги. Конечно этугейцы отличались от своих лариенских собратьев, но все же сохранили неприязнь к подземному миру. В детстве эльф думал, что подземелья - это место исключительно обитания всяческой нежити и чернокнижников которых хлебом не корми дай зарыться куда поглубже. Что стоили подземелья под заброшенным городом Рухаран в Огненной пустыне, где жило отвратительное создание именовавшееся Пожирателем душ, или сеть пещер в восточной части Этугеи, где вездесущий молодой принц вместе со своим братом обнаружили остатки забытой расы. Посему подобные места вызывали в нем двойственное чувство: отвращения и любопытства.
В коридоре стояла тишина нарушаемая цоканием окованных сталью подошв ботинок, звук гулким эхом раскатывался по анфеллда комнат и коридоров мимо которых они стремительно пробегали стараясь держаться основного хода который то сужался и им приходилось идти друг за другом, то резко расширялся и там могли бы проехать в ряд несколько всадников. Два раза они попадали в маленькие залы откуда вели несколько ходов, наугад выбрав один они бросались туда и вновь оказывались в безумном переплетении однообразных коридоров. За все время плутаний они не встретили ни одного человека, либо еще какое-нибудь существо, может конечно это и хорошо, но вот понять правильно ли они идут было совершенно невозможно. Оставалось надеяться только на везение, помощь каких-нибудь богов и отцовское чувство Тариса которое вело его лучше всяких проводников.
Внезапно ход ставший почему то сужаться и высоченный эльф уже бежал согнувшись в три погибели сделал резкий поворот и они оказались перед круглым отверстием в стене, которое неизвестно зачем было здесь прорубленно, причем видимо очень давно потому что куски камня валявшиеся рядом были покрыты толстенным слоем пыли. Просунув головы в отверстие они увидели то, что навсегда осталось в их памяти.
За свою жизнь эльф навидался столько всяческих ужасов, что уже начал думать о том, что больших ужасов ему не придется. Как же он ошибался. На себе ощущал ледяное прикосновение костлявых пальцев Владычицы Смерти, перемежил камеры пыток в Беринхорском королевстве, пршел рабство в Зимберии, но все это блекло перед тем, что они там увидели. Асур был мрачен, как темное божество и воздух с шипением выходил из могучей груди, в голубых глазах адским огнем полыхали языки пламени. На Тариса увиденное произвело эффект удара мешком с отрубями. Невидящий взгляд уперся куда-то в пустоту, зубы скрежетали рискуя стереть друг друга, пальцы до побеления костяшек сжали эфес тесака.
Взору их предстал огромный, просто колоссальных размеров зал дальний конец которого скрывался во мраке. Окно было почти под самым потолком который поддерживали многочисленные извитые колонны похожие на проросшие корни могучих деревьев-исполинов. «Интересно кто же смог построить такое? - спросил самого себя эльф». Ответ пришел мгновенно, когда он обратил внимание на то, что было источником тусклого бледно-зеленого света. Колонны похожие на лес чудесных деревьев были источником этого таинственного света. Пульсируя словно живое существо они как бы выталкивали свечение из своих недр. «Магия! И тут она. Точно без колдуна не обошлось.» Но самое ужасное было не пульсирующие колонны, не странные человекообразные твари в белых хламидах снующих внизу туда суда, а сотни каменных алтарей на которых корчились и извивались младенцы, некоторые побольше некоторые совсем маленькие, только что родившиеся. В головах каждого младенца торчало нечто длинное и тонкое, это нечто извивалось и уходило куда-то в землю. Они еще не понимали, да и не могли понять, что с каждой минутой в этом царстве мрака с ними происходили необратимые изменения, преобразовывался их внешний облик, навечно изменялся их образ жизни. Взамен они получали совсем другую жизнь, жизнь полную боли, страдания и беспросветного рабства.
Идем отсюда! Найдем того кто это сделал и заставим ответить за все! - командным голосом произнес Тарис и зашагал прочь.
Мысли его были только об одном: есть ли его ребенок среди несчастных или нет.
ГЛАВА ПЯТАЯ.
Саркус был в настроении столь же мрачном, сколь были мрачны стены его подземелья. Он восседал на инкрустированном драгоценными камнями троне: налитые кровью рубины, чистейшей воды сапфиры, изумруды. Они сверкали и переливались разноцветной радугой. Уперев локоть в колено, он сгорбился и положил тяжелый подбородок, поросший редкой щетиной на сжатый кулак, перстни на пальцах больно впились в кожу оставляя маленькие красные точки, но он не замечал этого. Он вообще мало, что видел и слышал, что творится вокруг, иначе бы раньше заметил вторжение в храм чужаков. Каждый раз погружаясь в бескрайний океан своих дум он абстрагировался от материального мира и парил где-то там, в окружении аморфных образов, рожденных собственными мыслями одновременно обо всем и ни о чем.
Саркус скучал. Скучал, будучи императором своего подземного мира, ставшего для него тюрьмой, самой богатой тюрьмой во всем мире. Около сотни лет назад он стал замечать за собой внезапно появляющиеся приступы безразличия ко всему в этом мире. Возникало непреодолимое желание бросить все и наложить на себя руки. У него было все, о чем может мечтать простой смертный: власть, несметные богатства, магическая сила, знания и опыт многих веков. Но что-то еще все равно не хватало.
Его беда была в том, что он был из тех людей, которые просто не могут жить без того, что бы не похваляться тем, что имеют. А вот этого он был лишен с тех пор, как много лет назад последний раз увидел солнце, перед тем как навсегда погрузиться в объятия вечной тьмы. Были конечно жрецы, но эти так его боялись и считали воплощение Шуа-Кара, что войти в подземелья было выше их сил. Стражи и охуны - так он назвал слуг следящих за детьми - были настолько глупы и тупы, что кроме возложенных на них обязанностей: одни убивали, другие наблюдать и более не умели ничего, даже толком говорить. Даже при всем своем могуществе он не мог создавать разумно мыслящее существо, которое стало бы благодарным слушателем.
Но что это?
Саркус встрепенулся, словно петух на жерди и вошел из своего меланхоличного состояния. Он насторожился, как дикий зверь, учуявший в чаще добычу, все его чувства, усиленные действием магии, обострились, и он почувствовал их. Их было двое. Пока он видел только два черных силуэта плывущих по лабиринту. Но по мере приближения их к логову чародея, изображения, рождающиеся в его мозгу при помощи Ока, становились все яснее и четче, и вот уже можно было различить идущих. Оба были в доспехах с окровавленными мечами. Один из них был светловолосым с резкими чертами лица. «Эльф не иначе» - подумал он. Второй - уроженец Туркана, оба о чем-то переговаривались.
Чародей заметно повеселел, и суровые морщинки на лице незаметно разгладились. Он щелкнул пальцами, и его обитель погрузилась в непроглядный мрак. Он ждал, как паук ждет жертву в свою паутину. Ждать пришлось не долго.
Асур толкнул очередную дверь, не обратив внимания на ее необычность. Унылое однообразие коридоров притупило его бдительность, и он вошел в комнату. Тьма обступила со всех сторон, он хотел было вернуться за факелом, но было уже поздно. Что-то склизкое и противное, холодные как дыхания северных ветров обволокло его тело, заползая под кольчугу. Боль тупыми иглами вошла в мышцы, пронзив кость, поразив нервы.
Опять! - убитым голосом принес эльф.
Где-то рядом безбожно ругался турканец.
Внезапно вспыхнул свет, осветил комнату и больно ударил в глаза плененным. Асур яростно вертел головой, стараясь понять, что же его держит, но ничего кроме странного белесого тумана обволакивающего его тело не обнаружил. Но кто-то держал его, держал крепко, стальными объятиями. Определенно сие, что-то ему это напоминало. Тоже самое он ощущал, когда был пленен восставшими по велению одного чернокнижника из тьмы веков призраками. Встреча с неупокоенными душами не сулила ничего хорошего, ибо все шансы выбраться были обречены на провал. Магических предметов он не носил, мог бы помочь один мудреный знак, но руки были словно зажаты в тиски.
Бросив попытки спастись, он выбрал тактику выжидания, а пока сверлил пронзительным взглядом небесно-голубых глаз восседающего на троне. На троне сидел мужчина средних лет с мертвенно бледной, чуть ли не прозрачной кожей, под которой выступали сеть синих вен. Открытый и чистый взгляд эльфа пересекся с мутным, усталым, проникающим вглубь взглядом незнакомца. В его воспаленных глазах словно жили множество существ мелькающих на мгновение и снова исчезающих в зеленой тине древнего гниющего болота, с которым у эльфа возникли ассоциации, при виде глаз хозяина всего этого ада.
Добро пожаловать в мою скромную обитель, - произнес ровный, бесстрастный голос заранее заготовленную фразу. - Приношу извинения за вынужденные неудобства, - нарочито дружелюбно произнес он и добавил не к селу не к городу, - Я очень нервный.
Асур, который попадал в такие ситуации не в первый раз соображал с невероятной скоростью. «Если бы нас хотели убить, - размышлял он, - то колдун спустил бы своих бестелесных слуг еще раньше, значит некоторое время на этой бренной земле им обеспечено. Черт знает, что у него на уме. Судя по глазам у мужика не все дома. Во всяком случае надо тянуть время. До рассвета еще часа три, а там вся надежда на десяток Тариса. И еще не мешало бы решить, что сказать о цели своего визита. Уж точно ему незачем знать об истинных мотивах их вылазки» - его взгляд прогулялся по украшенным золотом стенам, где драгоценные камни причудливо переплетались с тончайшей резьбой по слоновой кости. Повод для визита был найден.
Что ты собираешься с нами делать колдун? - сквозь зубы процедил Тарис.
Скорей всего я вас убью, - с поразительным безразличием ответил Саркус, - Но пока хотелось бы узнать, что привело вас в мое жилище.
Десятник хотел было ответить и даже открыл для этого рот, но эльф боясь, что его вспыльчивый друг ляпнет, что нибудь не то ответил:
О твоих несметных богатствах ходит множество легенд среди поклонников Ашера, коими мы и являемся. Но мы даже представить не могли, с каким могущественным и великим магом столкнемся.
Произнеся последнюю фразу, эльф заметил, как колдун переменился в лице, плечи расправились, взгляд повеселел. Столь наглая и неприкрытая лесть удалась. Эльф попал по нужной струне и собирался играть на ней и далее.
- А зачем твой друг напялил турканскую форму, дезертир что ли? - повеселев, спросил он.
- Так легче отвязываться от патрулей, - ответил Тарис, усмехнувшись про себя, никаких патрулей на улицы Сайнепа не видели уже много лет.
Как вас зовут?
Оба представились, назвав первые попавшие имена. Колдун назвал себя, его имя не сказало им ровным счётом ничего.
И что же ты забрался так глубоко, с твоими богатствами можно купить дворец султана, а сам правитель был бы у тебя придворным шутом? - лукаво поинтересовался десятник, подталкивая того на разговор.
Ему очень даже понравилась идея предложенная турканцем, а ведь здорово было бы если бы сам султан плясал перед ним с бубном и в дурацком колпаке. И почему раньше не приходили подобные мысли, наверное сырость и угрюмрость подземелий совсем лишила его безумную голову фантазии.
Как вы думаете, сколько мне лет? - вдруг спросил Саркус, и сделал замысловатый магический пасс.
Тут же по велению колдуна из под земли, круша и ломая плиты, выросли две каменные руки, словно какой-то чудовищный исполин пробудившийся по приказу Саркуса попытался выбраться из недр. Легкий толчок невидимой руки и эльф с турканцем оказались вдавленными в импровизированные кресла. Могучая конечность сомкнулась сковав любые движения пленников. Это было понадежнее любых призрачных стражей, рука умерла - два друга оказались намертво вмурованными в камень, и только магия колдуна могла их освободить.
Небольшая мера предостороженности, - поспешно прошуршал тонкими губами Саркус. - Ради вашего же блага.
Около сорока, - вдруг ответил эльф на вроде бы забытый вопрос, недоумевая куда это клонит Саркус.
Ха, около сорока. Да будет тебе известно, этугеец, что мне уже двести шестьдесят лет, - с усмешкой заявил колдун, наблюдая за реакцией его пленников.
Тарис был потрясен, ибо не каждый день встречаешь столь хорошо сохранившихся старцев. В другое время он бы просто рассмеялся и счел бы заявившего такое по меньшей мере сумасшедшим. Но когда человек по мановению руки повелевает духами и поднимает бес знает откуда руки неведомых существ, невольно начинаешь воспринимать все его слова на веру. Асуру же стоило невероятных усилий натянуть на свою физиономию маску удивления. «Эка невидаль, - подумал он, - видал я и постарше». Что стоит его знакомец - отшельник, живущий в Туманных горах - этот вообще выглядел как семилетний ребенок, а возрастом превосходил этого хвастуна раз эдак в шесть. «Интересно, как он там поживает, поди-ка так и сидит на своих камешках, жуя лишайник и царапая на стенах своей пещеры странные надписи и рисунки.» О значении которых отвечал весьма уклончиво. «Мол, им виднее, - при этом поднимал маленький пальчик в небо, - я только их орудие». На этом объяснения заканчивались.
Я помню ещё Сайнеп, - заговорил колдун, - могучим, как вековой дуб, прекрасным как эльфийская принцесса и неприступным как Шарданакар. Белоснежные каменные стены и сверкающие золотом купола минаретов приводили иноземцев в благоговейный трепет перед турканской империей. Но насколько я осведомлен, сейчас он представляет весьма жалкое зрелище.
- Много столетий назад мой род был проклят страшному проклятью, - как-то отрешённо произнес Саркус, словно разговаривал сам с собой, - я опущу, как и при каких обстоятельствах это произошло, но факт оставался фактом, ни один мужчина не умирал собственной смертью. Прадеда - задрал лев на охоте, дед - погиб от случайной стрелы, отец вскоре после моего рождения сошёл с ума и вскрыл себе вены. Проклятье не обошло и меня, наградив самой извращённой своей формой. Недуг, охвативший меня, ставил в тупик самых сведущих знахарей и целителей. Что они только со мной не делали, - жуть. Моя семья была обеспеченной, и отец не скупился, приглашая самых именитых лекарей как в Туркане, так и за его пределами. Но никто не мог облегчить мои страдания, осмотрев меня, они только недоуменно разводили руками и удалялись. А болезнь, которой нет названия, заключалась в том, что я абсолютно не могу выносить солнечный свет, хоть один единственный луч и кожа начинала тлеть на глазах, оставляя страшные ожоги. Я жил в доме с наглухо закрытыми окнами. Это сущее проклятье - сидеть в четырёх стенах, зная, что на залитой солнцем улице резвятся и играют мои бывшие друзья, которые стали сторониться и избегать меня, ещё бы, кому охота знаться с чудовищем. День я бесцельно проводил дома, а вот с наступлением ночи я покидал мрачные и опротивевшие стены отчего дома и до самого рассвета бродил по улицам любимого города. Даже сквозь пелену ночного мрака я не мог не видеть всю его красоту и величественность. Но однажды в одну из теплых летних ночей я, как обычно прогуливался по улицам, как вдруг из темноты выскочил человек с взьерошенными волосами и совершенно безумными глазами, на губах висели ошмётки пены. Безумец кричал, что-то невразумительное и разбрасывал во все стороны книги из плетёной корзины. Когда сумасшедший удалился, продолжая сеять книги, я склонился над одним томом, не знаю почему, он привлек моё внимание. Книга была небольшой, в медном переплёте скреплённом кольцами, на обложке был выбит странный, непонятный мне символ. Не сразу я узнал в кривых каракулях затерянные в ворохе времен древнеиндирские руны.
Теперь у меня появилось какое-то занятие, я засел за перевод книги. Работа продвигалась медленно, ибо подчерк автора был ужасен, строчки пестрели обилием непонятных имён. Днём я сидел, обложившись книгами, ночью гулял, обдумывая переведённое. Постепенно с каждой разобранной страницей всё вставало на свои места, и вырисовывалась общая картина, сначала расплывчатая, затем все чётче и чётче, пока вся мощь метафилосовского трактата не встала перед глазами. Безусловно, автор был либо величайшим из гениев, либо таким же величайшим безумцем. Истинный смысл был мастерски скрыт, каждое слово с тройным смыслом, посему я не берусь пересказывать вам её, для этого не хватет и недели, а для вас всё равно это будет непонятной белебердой. Книга содержала описания иных миров, информацию о нашем будущем, а так же весьма туманный способ излечения моего недуга, и именно она сподвигла меня на занятия магией. Автором же книги был известный вам древний целитель Шуа-Кар.
- Я понимал, - продолжал Саркус, - что самому обучиться колдовству мне не удасться, нужен был Учитель, человек который провёл бы меня сквозь пелену мрака и таинственности к запретному знанию. Такого человека я встретил случайно, словно сама Судьба свела нас вместе в столь огромном городе. Мы познакомились в одной маленькой лавочке близ рынка, хозяин торговал всякой мелочью привезенной из различных стран Валькерии: статуэтки, медальоны и прочая псевдоволшебная или действительно волшебная ерунда. - далее пошло длинное и крайне путанное повествование о том, как он постигал магическое искусство под неусыпным надзором Учителя. Рассказчик из Саркуса был кошмарный, он то и дело вскакивал, сновал по комнате взад вперед, отчаянно жестикулировал руками и снова плюхался на трон.
Асур и Тарис делали заинтересованный вид, задавали вопросы и проявляли всяческое участие относительно повествования Саркуса ещё раз убеждаясь, что он сумасшедший.
Меж тем Тарис мысленно взывал ко всем известным ему богам с идиотской просьбой обменять его душу на свободные руки и меч в них. На дармовую душу никто не позарился. Дэркеро - эльфийского бога просил и Асур, что бы Саркус поразглагольствовал ещё и десяток Тариса подоспел бы вовремя, ибо на них была вся надежда. Видно боги в этот день были благосклонны к двум авантюристам, так как словестный поток, который изливал колдун, и не думал иссякать.
В общем, из целого вороха информации они уяснили одно. Тот человек неплохо обучил Саркуса у которого открылся талант к магическим манипуляциям. Повзрослев, парень так наловчился, что скоро превзошёл своего учителя и избавился от него - попросту убив. Но прежде чем отбросить концы, горе учитель на свою голову разгадал зашифрованную в книге Шуа-Кара формулу некого подобия элексира бессмертия. Оба словно обезумели, обнаружив это. Обладание таким могуществом в миг превратило недавних друзей в непримиримых врагов. Саркус оказался намного хитрее и коварнее, чем мог представить Учитель, недооценивший своё детище, и стал первым, на ком молодой некромант провёл свой бесчеловечный опыт. Оказалось, что при правильном повреждении мозга и некоторой магической операции человек начинал превращаться в нечто совсем непонятное, и кровь этого существа можно было использовать для изготовления элексира. Но первый блин, как известно, комом - оказалось, что дряхлое тело Учителя было практически бесполезным. Ему нужны были молодые тела, желательно совсем молодые. Однако элексир подействовал и Саркус стал замечать, как старятся люди вокруг, а он остается таким же. Это вызвало ненужные разговоры и повышенный интерес к его персоне. Но однажды, приняв элексир, он уже не мог без него существовать и должен был постоянно удовлетворять мучительную потребность в волшебном яде. Единожды много лет назад проглотив безвкусную, вязкую жидкость он навсегда отрезал себе путь назад, дверь закрылась, а ключ остался снаружи. Был единственный выход - отказ от чудовищной дряни, но тогда вся тяжесть прожитых лет рухнула бы на него, в одну секунду превратив в дряхлого старца.
Со временем он перебрался в гробницу, под которой раскинулась огромная сеть запутанных коридоров, залов и комнат. Зная их странный обычай о плате за чудо Шуа-Кара, с добычей детских тел проблем бы более не возникло. Оставалась маленькая проблема - дух целителя мог серьёзно подпортить положение вещей. Саркус решил её просто, запечатал его прах одним магическим символом и подчинив себе. А подчинить себе жрецов оказалась совсем плёвым делом.
С тех пор потекла размеренная жизнь в катакомбах Саркуса. Менялся облик города, ветшали здания, уже не было в живых тех, кто знал несчастного Саркуса, сменилось не одно поколение жрецов, а империя безумного колдуна всё разрасталась и разрасталась, как под землёй, так и на её поверхности. Из откровений Саркуса эльф узнал, что именно он был причастен к похищению праха родителей Кордавиуса, и именно ему везли похитители урну с останками. По истине власть колдуна была практически безгранична. Он жил словно в Раю (как сам полагал) и незаметно сходил с ума.
Пока колдун изливал душу двум умаявшимся валькерийцам, жрецы Шуа-Кара навели в храме маломальский порядок, то есть завернули трупы в белоснежные саваны, по которым немедленно расползлись бурые пятна и, прочитав над невинно убиенными короткую молитву, они… сбросили их в помойную яму, что недалеко от храма. Мутная, вонючая жижа со всплеском сожрала тела и вновь затянулась буро-зеленоватой тиной. Словно и ничего и не было. Утолив свой голод, прожорливое существо замерло в ожидании новой пищи. Лишь только последний мертвец отправился на дно помойного озера, как по храму эхом раскатились глухие удары во входную дверь.
- Откройте, именем Арауса!
Поднявшееся над домами солнце осветило сверкающие чёрными отблесками панцири Чёрных Пантер. Десять воинов с хмурыми выражениями на лице нервно поглаживали эфесы широких, коротких клинков.
***
- Что это? - вдруг встрепенулся колдун и как-то сразу преобразился: брови сдвинулись, черты лица обострились, в глазах появился таинственный блеск, блеск бездонной пропасти, где бесновались языки пламени.
Эльф прислушался и действительно, где-то за дверью в глубине слышался грохот и ни с чем не сравнимый звон клинков. Наверху шёл бой. Шум всё приближался и приближался, теперь сражались уже в подземельях. Саркус, перекосившись злобной улыбкой, внезапно метнул вперёд левую руку, на кончиках пальцев заплясали голубые искорки - предвестники творимой колдуном волшбы.
Как гласит мудрая пословица, за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь. Так случилось и сейчас, сила державшая в узде подземного гиганта несколько ослабла. Эльф почувствовал, как каменная хватка исполина потеряла свою изначальную силу и теперь это уже была огромная фигура слепленная из свежей глины, мягкой и податливой.
Это был шанс на спасение - единственный шанс, второго колдун им не даст.
Каждая мышца в теле напряглась. Тело сжалось, превратившись в единый пульсирующий, готовый к броску комок силы. Асур рванул, разрывая хватку глиняного голема, ошмётки длани которого полетели в сторону. Эльф распрямился, как туго сжатая пружина арбалета, и что было силы врезал локтём в челюсть Саркуса. Колдун всплеснул руками, искры между пальцами исчезли и тут же набросился на Асура словно взбешённый пёс. Оба сцепились в смертельных объятиях и покатились по каменному полу, осыпая друг друга ударами. Как-то колдун исхитрился и впился зубами в руку эльфа. Урча и рыча, как истинный зверь, Саркус вырвал кусок плоти. Кровь, хлынувшая из раны залила ладонь, и колдуну удалось выскользнуть. Эльф опомнился мгновенно, чародей ещё не успел отскочить на безопасное расстояние, как на его нос обрушился массивный кулак. Хрустнула кость, взревел колдун. От носа осталось только свиноподобное рыло, из двух дыр которого сочилась густая тёмно-красная масса. Теперь физиономия Саркуса походила на кровавую маску зимберийского божества. Этугеец занёс кулак, дабы раз и навсегда прикончить колдуна, как вдруг что-то невидимое и сильное словно пушинку отбросило его в сторону от извивающегося Саркуса, руки которого вновь полыхали голубым огнём.
Тарис успел вовремя. Удар окованным сталью армейским сапогом переломил слабую лучевую кость. В последний момент с пальцев колдуна сорвались языки пламени. Пламя ударилось в потолок и растеклось, оставляя за собой сеть быстро расползающихся трещин.
- Бежим отсюда! - прокричал Тарис хватая с пола оружие. - Сейчас здесь всё рухнет. - Сказал и бросился прочь отсюда, туда, где бился его десяток и где томился в ожидании своей страшной участи его сын.
Эльф остался наедине со стонущим от боли, скрюченным, жалким созданием. Волосы разметались, как у чучела, раб своего мира, мира ужаса и кошмара хрипел и постоянно сплёвывал густые комки кровавой слизи, в которой можно было различить осколки выбитых зубов, кожа на руке лопнула, и наружу вылез кусок сломанной кости. Тщетно пытался он остановить обильное кровотечение из разверзнувшейся раны. Внезапно в этугейце неведомо откуда проснулось нечто вроде жалость к этому жалкому созданию.
- Идём с нами, - неожиданно для себя произнёс эльф, сам не понимая, что говорит.
Саркус пробормотал что-то невнятное, потом видно собрался с силами, стремительно покидающими его, и чётким голосом проговорил:
- Ни за что и никогда я не оставлю своё царство, своё богатство и свою власть. Кем я буду наверху - жалким калекой, а здесь я царь и бог дающий и отнимающий жизнь, - тело колдуна содрогнулось от приступа кашля, перекошенный рот извергал слюну и кровь. - Уходи этугеец, - и он разразился безумным смехом, заглушавшим грохот падающего перекрытия. Рухнувшая балка взметнула облако едкой пыли, разделившей эльфа и скрюченную фигурку чародея.
- Ну и дьявол с тобой, - бросил эльф снова возненавидевший Саркуса, только теперь за непомерную глупость и скрылся в проходе помчался за своим другом.
За убегающим эльфом вдогонку нёсся отражаясь от каменных стен безумный, нечеловеческий смех демона-колдуна. По мере того, как Асур удалялся от безумца, смех его стихал и внезапно страшный грохот треснувших плит не выдержавших магического удара затушил его, смех стих окончательно. А колдун продолжал исходить смехом в своём каземате набитом несметными богатствами. Внезапно Асур остановился и бросил взгляд назад, туда, где клубилась пыль, и где надрывался чародей, в голове родилась гениальная мысль, которая исполнила бы мечту колдуна. Довольный собой эльф поспешил обратно.
***
Пыль медленно оседала на взмокшее лицо Саркуса, золото и богатую отделку. Колдун еле-еле взобрался на свой трон, Саркус тяжело дышал, словно взобраться на трон было равносильно небывалой физической нагрузке. Раны продолжали ныть тупой, сводящей с ума болью и кровоточили хоть, он перевязал их лоскутами оторванными от роскошных одежд. Странно! Раньше раны восстанавливались практически мгновенно. Колдун теперь уже смеялся нервным, прерывистым хохотом. Пред его глазами открылась страшная правда, правда, режущая хуже тупого меча, правда, от которой можно было лишиться рассутка даже тому, кто и так его лишен, но нельзя было убежать. И осознав весь ужас его сегодняшнего положения, он уже не смеялся, самодовольная улыбка сползла с лица. Ужас ледяной волной пробежал по всему телу. Он издал крик замученного, раненого зверя.
- Н-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е!!!
И без сил рухнул на заляпанные кровью, расшитые золотом подушки, слушая эхо своего крика. Своей безмерной жадностью он обрёк себя, себя - бессмертного полубога, на вечное заточение под огромной толщей земли в гранитной тюрьме. Отныне и во веки веков это будет его домом, и, возможно, когда нибудь станет его могилой. Высшие силы в очередной раз облачили свою праведную месть в руку этугейца и жестоко покарали возгордившегося безумца, которому оставалось только проклинать свою беспечность и хитрость эльфа-воришки, поразившего его тем же оружием, что и он когда-то поразил древнего целителя…
На одном из самых огромных валунов остриём клинка Асур начертил древнюю руну и произнёс короткое заклинание. Знак вспыхнул рыжим пламенем и навечно запечатал Саркуса в его обители.
КОНЕЦ
Посторонний. 02.05.2000
|
|
