Статьи  |  Особенности мифологического сознания

Точно так же география мифа дискретна, так как все события в мире Мифа происходят в опорных точках пространства, прочие же места для Мифа значения не имеют. Эту особенность мифологического сознания можно считать источником некоторых анахронизмов в мифе. Например, друид Мирддин Эмрис может жить раньше легендарного короля Артура, одновременно с ним и быть учителем этого героя, и жить через сотню лет после смерти Артура. То же происходит и с другими историческими личностями — бардом Талиесином. Нас это может коробить, но эти анахронизмов естественны для мифа. В конце концов, миф живёт по своим собственным законам, и, поскольку некоторая историческая личность органично вписывается в ткань Мифа, постольку она, эта личность, обязана пребывать там, а не в тех местах и временах, которые им назначили историки. Всякий человек, живущий в Мифе, относится к миру как к единому целому. Такова основная черта, отличающая сознание мифологическое от нашего, обыденного и прагматичного. Вне мира не существует ничего. Следовательно, и человек не существует вне мира. Однако мир человека — не только всё окружающее, это ещё и род, и земля, где он рождён. Человек вне рода — не человек. Он даже не животное, ибо всякое животное тоже существует внутри своего рода. Человек, не способный перечислить своих предков до четвёртого колена, достоин осмеяния. Человек, не гордящийся своими славными предками, не достоин доброго слова. Род человека неотделим от мира. Род человека — это и славные предки тоже, но главное — это родовая удача, это все те, кто стоят за спиной героя и поддержат его в трудное время. Поэтому любой человек Мифа, отвечая на вопрос “Как тебя зовут?”, скажет: “Люди зовут меня таким-то из рода таких-то, из земли такой- то”. Мир действует на человека не только непосредственно, через физические воздействия типа зимних морозов или летней жары. Воздействие мира Мифа существенно шире, поскольку всякое проявление внешнего мира содержит, кроме видимых явлений (ворон уселся на ветку священного дуба, собака лает на пустое место) ещё и некий тайный смысл. Отсюда следует твёрдая убеждённость человека Мифа в том, что по полёту птиц можно предсказать будущее, что уроненное с пиршественного стола подбирать никак нельзя и так далее. Отсюда следуют личные и массовые видения, которые посещали людей слишком часто для того, чтобы рассказы о них можно было считать пустой выдумкой малограмотных хронистов. В свете вышесказанного представляется интересным, каковы реальные отличия мифологического сознания от сознания современного человека Человек мифа и магия Какова была внешняя форма магического в мире, представленным “Мабиногионом”? Отличительная особенность зверей из потустороннего мира - белая шкура и красные уши (например, собаки потустороннего короля Арауна в “Пуйле, короле Дифеда”). Другим цветом потустороннего мира является золотой. В тексте “Мабиногиона” магические явления представлены как чудесные, удивительные, но не как неестественные и исключительные. Он органично вплетаются в ткань реальности, они - её неотъемлемая часть: сон императора Максимилиана (“Видение Максена Вледига”), восьмидесятилетний отдых Манавидана (“Бранвен, дочь Ллира”), волшебные песни Талиесина (“История Талиесина”). Почему это так? Почему отношения человека в мифе и магического так органичны? По мнению известного культуролога М.Элиаде, секрет мифологического сознания в цикличности времени в священном мифе. В ритуале имитируется небесный образец действия. Имитация освящает и придает законность действию. Здесь мы видим совершенно необоснованный подход к пониманию сущности сознания человека мифа. Исследователь пытается не только изучить предмет с научной точки зрения, но и понять его “по-научному”, в то время как сущность предмета требует особого подхода. Вполне возможно описать музыкальное произведение с помощью акустических выкладок. Но реальную его суть такое исследование отражать не будет. То же мы видим и в случае с изучением мифа. “Мифологическое сознание связано со священнодействием. Древний человек осознавал реальность своих действий в той степени, в какой они соответствовали сценарию священнодействия” Анализ ситуации ведётся с позиции современного человека, в то время как миф не допускает норм формальной логики, поскольку законы мифа и законы науки разнятся. В данном тексте постулируется зависимость человека от ритуала. Например, человек наблюдает цикличные заходы и восходы, имитирует их в ритуале и в своей жизни старается соответствовать полученным таким образом нормам (например, ложится спать на закате). Такая оценка категорически не имеет права на существование, особенно при рассмотрении раннего этапа мифологизма человеческого сознания, когда магическое действие, обряд, ещё не вполне трансформировалось в исключительно религиозный акт, в ритуал. Какая же версия отношений человеческого и магического в структуре мифа возможна? Читая “Мабиногион”, мы видим, что именно король Ллевелис советует Ллуду (“Ллуд и Левелис”): “Вторая напасть в твоём королевстве происходит из-за битвы драконов, из которых один побеждает другого, и тот издаёт крик отчаяния. И вот что тебе нужно сделать. Когда ты вернёшься домой, измерь свой остров в длину и ширину и найди его середину. Прикажи вырыть там яму и зарой в ней бочонок с самым лучшим мёдом, завёрнутым в шёлковую ткань. После этого жди, …. Появятся драконы…. Они выпьют мёд и уснут, тогда заверни их в шёлк и закопай в каменном сундуке в своей самой мощной крепости” Примечательно, что это явно магическое ритуализированное для современного человека действие не выставляется как магическое. Ллевелис - не маг, а “муж великого ума”. Истинные мотивы применения этих ритуалов - понимание целостности мира, взаимосвязанности его элементов. Середина, в которой нужно сконцентрировать усилия, - не символ, а точка преткновения, общая для всех мировых процессов. Недаром в игре гвиддвилл, в которую часто играют герои “Мабиногиона” (например, в “Видении Максена Вледига”), король стоит в центре. Центр - точка, из которой возможно управление законами мира. То есть сущность магических действий и ритуалов заключается не в имитации каких-либо сакральных явлений. Эти действия носят осмысленный практицистичный характер и отражают понимание единства мировых законов. То же можно сказать и упомянутой игре гвиддвилл, представляющей именно единство и взаимосвязь элементов мира: фигуры упорядочены, изменение положения любой из низ может в корне изменить ситуацию на доске. В эту игру играют боги, и земля для них - та же доска. Но эта игра доступна и людям; чем лучше вникаешь в её смысл, тем яснее для тебя становятся общемировые законы, тем больше ты сам приближаешься к власти над миром. Человек мифа и пространство мира Осознавая себя частью мира, человек сопереживает ему. Гроза в сознании древнего человека вызывала значительно больше эмоций, чем у современного человека. Всякое же переживание предполагает отождествление себя с объектом переживания, поэтому “Я” распадается, так како постоянно отождествляет себя то с одной знаковой системой, то с другой. Здесь, казалось бы, можно отождествить явление мифологическое сознания с явлением сознания массового, когда такое сознание характеризуется не наличием мнения, чёткого осознания действительности, а поверхностным схватыванием, а калейдоскопом. Массовое сознание, характерное для людей кризисных исторических эпох, исследователи пытаются отождествить с мифологическим, как это делает, например, В.Н.Сыров.и Н.В.Поправко в “Генезисе массового сознания”. Однако такое объединение неверно, поскольку для мифологического сознания характерна, наоборот, целостная картина мира. “Я” человека мифа распадается по числу наблюдаемых элементов, но за счёт отождествления себя и мира, оно сохраняет гармоничность: “Я был книгой и буквой заглавной в этой книге” (“Кад Годдеу”). Логика мифа здесь вступает в противоречие с формальной логикой, где часть не может быть равна целому. В пространстве мифа это возможно. Человек ощущает себя настолько включённым в ткань мира, что существование мира без него невозможно: он сам и есть мир. Отсюда распространённая тема самовосхваления (в том же “Кад Годдеу” у Талиесина, в “Килох и Олвен” у Килоха и в других местах). Так человек закрепляется в мире. Включённость человека в течение общемировых законов подразумевает веру в понятие судьбы. Но из той же включённости вытекает возможность управления ею. Судьба не персонифицируется, как в славянских мифах. Взаимодействие с ней заключено в толковании знамений (по сути - все явления в мире являются знамениями, ведь всё взаимосвязано) и корректировки своих планов через обычные действия и через магические, через принятие кинеддивов (обетов о каких-либо об ограничениях) - своеобразных сделок с судьбой. Заключение Таким образом, отличительной особенностью мифологического сознания нужно признать осознание целостности мира в противоположность стремления современного человека к аналитическому рассмотрению явлений мира, то есть стремления к разделению мира. Человек мифа осознавал себя включённым в жизнь всего мира и чувствовал свою значимость. Люди мифа, как нам их представляет “Мабиногион”, всегда герои, среди них нет незначительных личностей. Возможно предположить, что такое положение дел является объективным следствием вышеописанного сознания. В современном мире же мире человек обособляет себя от действительности и в результате теряет над ней контроль. Оригинал статьи: http://aquavitae.narod.ru/irelandbiblio/miph.htm