Илья Черт: «Историчка»
кидалась в меня мелом!»
12 октября к нам в город приезжала очень популярная
у нижегородцев и не только группа «Пилот». Лидер коллектива Илья Черт пообщался
с журналистами и ответил в том числе на несколько вопросов от «Nnovого студента», а нас естественно интересовали его
студенческие годы.
Какие у тебя
остались воспоминания о студенчестве? Поддерживаешь ли ты отношения со своими
бывшими одногруппниками?
Илья Черт: Из группы я поддерживаю отношения только с одним человеком из Кинотехникума,
с которым я собственно там и дружил, и с которым я играл в своей первой в жизни
рок-группе. Мы с ним сидели за одной партой два с
половиной года. Это был друг Лёша. Правда, он потом ушёл из рок-музыки, стал
торговать книжечками в переходе метро, а сейчас он директор сети магазинов
«Буквоед» в Питере. Одна из крупнейших сетей книжных магазинов. Начинал он с
того, что три книжечки продавал в переходе метро. Больше ни с кем ни
встречаюсь, честно говоря. Но смешного много было. Я ничего не понимал в электротехнике,
я вообще не технический человек, поэтому у меня всегда было плохо с физикой. И
я помню «историчка» в меня кидалась мелом, пытаясь
попасть в меня, но Лёха меня всегда спасал, говорил: «Пригнись!», и я
пригибался, а мелом получал в лоб наш сосед Кошкин, который сидел за мной.
А твоё
отношение к журналистам изменилось, после того, как ты стал нашим коллегой
(прим. ведущим «Рок-чарта» на «МузТВ»
и «Большой страны» на «5 канале Санкт-Петербурга»)?
Илья Черт: Оно ухудшилось. Потому что я на своей шкуре испытал, как это делается.
Я побывал в этой кухне и понял, что в этом государстве фактически невозможно
быть честным человеком в журналистике. Я живу другими критериями, и поэтому для
меня имеет значение совершенно другие вещи. Но когда проект закрылся, я
вздохнул с облегчением, потому что я стал себя чувствовать не очень хорошо там.
Когда тебе говорят, что вот это спрашивать не надо, вот это мы вырежем, вот эту
тему лучше не обсуждать… Я говорю: «До свиданья, ребята. Я по вашей указке
спрашивать ничего не буду». Часто журналисты задают те вопросы, на которые
честно в этой стране человек никогда не ответит. Поэтому нет смысла их
задавать, это будет заведомая ложь. А зачем печатать ложь?
Как идёт
работа над новым альбомом?
Илья Черт: Уже веселее. Мы сейчас открыли для себя новые музыкальные технологии,
поэтому у нас открываются громадные, широкие возможности. Мы сейчас сидим и
обучаемся на репетиционной точке всему этому. Мы хотим повторить опыт альбома
«Джоконда» только с более современными технологиями. «Джоконда» была попытка
всё это сделать на уровне школьном, а теперь мы уже обладаем знанием,
возможностью и соответствующей техникой. Мы хотим всё сделать очень хорошо,
грамотно и по-современному. Поэтому у нас столько горизонтов открылось, что мы
с горящими глазами сидим и никому ничего не скажем.
А вот что интересовало моих коллег:
Какие
впечатления у тебя от тура? Как принимают?
Илья Черт: Принимают очень хорошо, но как бы мне, например, ехать тяжеловато. У
нас карма такая: мы уже второй год осенью едем в тур и заражаемся какой-нибудь
ерундой. Вот первую часть тура мы «перезаражались»,
болели 2 недели, поэтому сейчас очухиваемся, уже лучше, и, слава Богу.
А концерты
отменяли?
Илья Черт: Нет, концерты мы решили не отменять,
ведь ребята нас ждали. Решили ничего не снимать, доехать до конца. Могу
сказать, что все концерты прошли очень хорошо, и самые трудные были первые два,
но благодаря реакции публики в зале у нас всё прошло на ура и отлично, очень
было весело.
А когда
ездишь по турам, видишь, как меняется возраст слушателей?
Илья Черт: Есть тенденция, при чём во всех городах, мы замечаем, как приходит всё
больше взрослых людей, при чём не только тех, кому за тридцать, за сорок, но и
пожилых людей приходит достаточно много. Нам часто задавали вопросы ребята двенадцати,
тринадцати лет, что их родители не отпускают на концерт. Я всем отвечал
несколько лет по электронной почте, что приходите с родителями, это совершенно
нормальная практика, когда родители приходят послушать и вы заодно. И видимо
все-таки все эти увещевания дали результат. И достаточно много людей приходит с
мамами и папами. Я знаю, что учителя приводят целые классы. У нас даже
несколько раз было, что священники приводили послушников из храма.
В турах ведь
программа приблизительно одинаковая. А вы импровизируете на сцене?
Илья Черт: Во-первых, у нас нет никакой определённой постановки с начала до
конца. Говоря о сценическом движении, бывает, что мы включаем песню, которой
нет в списке. Часто случается, что народ в зале поёт песню хором ещё до начала
концерта. И мы выходим, эта песня у нас не стоит в списке, и говорим: «Раз уж
вы так хорошо пели, давайте сделаем всё то же самое, только мы будем играть, а
вы петь». И они под наше исполнение ту же самую песню поют ещё раз. Всякие
бывают вещи, что мы вставляем песни спонтанно абсолютно. У нас есть такая
композиция, которую мы всего один раз показывали, но, как правило, под неё
валяем дурака, мы играем блюз, стандартный, как я его называю:
«железнодорожный» блюз, потому что у него ритм похож на стук колёс: «Тум-дум, тум-дум». Вот тогда мы и
играем импровизацию. А песни редко очень, потому что у нас изначально практика
такая пошла в группе: мы стараемся играть песни на концертах так же, как они
звучали на альбоме, чтоб сохранять ту же аранжировку. Ну, может, у нас,
конечно, не достаточно музыкального образования, чтобы вот так прямо
импровизировать. Ну, мне кажется, это немножко не та музыка, мы не блюз играем,
не джаз, а ближе к металлу или дворовой песне. Нет места для импровизации.
А ни хотел
никогда уйти в другую профессию?
Илья Черт: Не знаю, наверно, я просто ничего не умею делать нормально.
Какой самый
экстремальный концерт ты помнишь?
Илья Черт: Наверное, самый жёсткий концерт был в зоне строгого режима. Там люди
сидят со сроками 12-15 лет за тройное убийство и т.д. И мы были единственными,
кто за последние 15 лет к ним приехал, и восемьсот мест в зале - битком. Первые
три песни мы отыграли в полной тишине, в молчании, было видно, что люди отвыкли
от такого. А потом потихоньку, по одному, я начал подцеплять людей, я старался
с ними разговаривать во время, я их расшевелил, и к песне шестой-седьмой всё
понеслось нормально, они уже хлопали, кричали. Было весело, в общем.
А вам
нравится общаться с публикой?
Илья Черт: Я же не музыкант по большому счёту. Для меня музыка – это скорее
средство донести определённые вещи для людей. Я мог бы это сделать и в устной
форме, выйти на трибуну и прочитать какую-нибудь лекцию. Но это было бы так
просто и неинтересно, и не воспринималось бы современным поколением. Поэтому я
это делаю с помощью рок-музыки. Я не считаю себя музыкантом, поэтому для меня
общение и слово это стоит в первую очередь, а потом уже всё остальное.
Есть такой
альбом, который ты можешь считать своей настоящей удачей?
Илья Черт: Со временем мне начинает казаться, что какой-то альбом потерял
актуальность. Например, я много лет не слушал «Живой концерт», а потом поставил
пластинку буквально недавно, послушал и думаю: «Вот это круто! Я бы сейчас всё
сделал точно также».
А как ты
выбираешь группы, которые попадают на сборник «Рок из подворотен»? Какие
критерии?
Илья Черт: Для меня главный критерий: душевность и искренность песен. Она должна
тронуть за душу. Она может быть записана как угодно, иногда я беру на сборник
песню, которая записана в домашних условиях на бытовой магнитофон, просто под
гитару, на расстроенной гитаре человек играет песню, она мне настолько
нравится, что я её беру. Хотя я прошу, конечно, чтобы запись была
покачественнее. Но самое главное: любой стиль музыки, начиная от авторской
песни до треш-металла. И единственное: песня должна
цеплять, поэтому только на русском языке принципиально, ведь самое важное – это
смысл песни. Мы пели 2 года на английском языке, и я прекрасно знаю, что это
такое. Ни в одном городе никто ничего не понимал, что мы поём. Поэтому я не
вижу смысла петь в этой стране на английской языке.
А какие у
вас слушатели? Чем отличаются от других, какими качествами?
Илья Черт: Мне кажется это люди, которых не
устраивает жизнь в нашем человеческом мире, которые хотят нечто большего.
Скажем, они такие же как я. Я живу в государстве, но не с государством. Я живу
вместе с людьми, но я не живу среди них. Им кажется, что я живу в том же самом
мире, что и они, но они глубоко ошибаются. Мой мир абсолютно другой.
Илья, а в
чём смысл вашей концертной программы? Что это значит быть «одним из вас»?
Илья Черт: Вот это и значит. Жить в мире, но быть не от мира сего.
А если бы
тебе нужно было составлять playlist к себе в машину.
Чтобы ты туда поставил по настроению на данную минуту?
Илья Черт: Я б сегодня к себе в машину взял бы альбом Кью «Биг
старт», альбом «Parashuts» группы Coldplay,
Аквариум: «Снежный лев» и «Русский альбом», взял бы Пикник на выбор и новый
альбом Земфиры бы ещё раз послушал.
Ну и как
тебе альбом Земфиры?
Илья Черт: Я вчера послушал первый раз в поезде. Мне четыре вещи понравились
очень. Но мне не понравились несколько вещей в альбоме, во-первых, что от него
реально пахнет смертью, этот запах смерти, а, во-вторых, видно, что это уже не
Земфира поёт, а то, что в ней живёт и её пожирает. Если в ранних альбомах
Земфиры пела она, это было её сердце, её душа, было сопереживание ей, то сейчас
ты слушаешь все песни и понимаешь, что поёт не она, а то, что внутри неё живёт
и её пожирает. И это пахнет смертью, это неприятно. А так очень авангардная
работа, мне по музыке всё очень понравилось.
А какими
красками сейчас наполнена твоя жизнь?
Илья Черт: Мне больше всего нравится цвет грозового неба. Я никогда не видел,
чтобы этот цвет достаточно хорошо могли бы передать на плоской поверхности. Но
этот цвет, переведённый на плоскость, что-то теряет, перестаёт быть таковым.
Вот никто не может изобразить цвет грозового неба. Вот он мне ближе всех.
Каково было
играть на одной сцене с «Премьер-министром»?
Илья Черт: Круто, мне всё очень понравилось, исключая сам материал, потому что «попсовую» музыку я не очень понимаю. Но музыканты играли
великолепно. Всё вживую, никакой фонограммы, были настоящие джазовые музыканты,
один из лучших бас-гитаристов Питера играл. Музыкой я
реально наслаждался. Ну, какая там публика? Трактористы, да колхозники, «алкошня». Я не понимал ни слова, потому что весь звук,
слова неслись туда, в колонки, и это даже было к лучшему.
Сибрина Светлана
|
