|
 В Нижнем Новгороде был солнечный яркий день. Листва ниспадала на землю, устилая ее красочным ковром. Ветерок нашептывал свою привычную мелодию, а ветви деревьев в такт покачивались из стороны в сторону. А листья все падали, кружась и переливаясь всеми цветами радуги. И вокруг царило такое умиротворение, что казалось, так будет вечно. Но на горизонте вдруг появились темные краски, будто неумелый художник попутал цвета на палитре.
-Авдотья Васильевна, Авдотья Васильевна! Беда! Уф! – ворвавшись в избу, то и дело вскрикивала Марфа Михайловна, сбивая все, что попадалось у нее на пути.
- И снова ты Марфа весть черную несешь, - обреченно вздыхала Авдотья Васильевна, - И что ж на сей раз?
- Петр! Этот-то, Подневольный! Скончался! Доводят же подрядчики мужиков наших до гробовой доски! До Мартыновской даже не дотерпел! Да что уж там! Одна больница на весь город! – с возмущением и злостью восклицала Марфа.
- Погоди, а что ж случилось-то?
- Что-что! На днях еще с ним беседовали, на судьбинушку он свою жаловался. Горько с ними обходются. А мужикам-то нашим и деваться некуда, дорогу-то на Москву строить нужно. А ведь это непосильный труд! Да и пищу дают скверную! А штрафы и произвол! Вот и занемог Петр! – не могла успокоиться Марфа.
- Да, тяжко им приходится, только вот недолго осталось мучаться. Через пару лет закончится все, когда зацветет все кругом. – утешала Агнесса старушек.
- Послушай, Марфа дочь мою. Всю правду наперед знает!
Затем последовало долгое-долгое молчание. И никто не считал нужным говорить. Прерывал тишину лишь шум самовара. И каждый о чем-то думал. Кто о бедном Петре, а кто о светлом будущем…
Вот солнце уже совсем ушло за горизонт, и на небе стали появляться первые звездочки. Агнии было не до сна. Какое-то странное чувство переполняло ее, но что все это значило, понять она не могла. Она стояла у окна, тяжко вздыхала и всматривалась в бесконечную даль.
Солнце этим утром казалось беспощадным. Агнесса только уснула, а солнечные зайчики уже забегали по ее лицу. Она пыталась отмахнуться от них рукой, словно от надоедливых мух, но тщетно. Пройдя на цыпочках в кухню, дабы не разбудить мать, удивилась, что та сидит у окошечка и что-то бормочет.
-Вы что это матушка? О чем печалитесь? Случилось что? – обеспокоенно спросила Агнесса. Та лишь вздохнула в ответ. В глазах появились слезы, и лицо имело выражение грустное и чем-то встревоженное.
-Ивана жду. И куда ж пропал твой братец, - все также вглядываясь вдаль, ответила мать, - хоть бы весточку какую послал. Хоть со словом одним - “жив”.
-Что уж ты, матушка! Жив наш Иван, жив, - обняв мать за плечи, прошептала Агнесса, - может, затерялось где письмецо, не доехало. Не на войну ж ушел, а тетушку повидать. Вернется.
Авдотье Васильевне хоть и полегчало со слов дочери, ибо та лишь правду вторила, но грустить не перестала.
Так и жили мать с дочерью одною надеждою. Дни шли один за другим, привычною своею чередою. И в этот вечер Агнесса, как всегда, расчесывала перед сном свои золотистые локоны. Она долго всматривалась в зеркало, будто смотрела сквозь него. Оно влекло, но и пугало одновременно. Отпрыгнув от него, она затушила свечу и легла в кровать. Закрыв глаза, она увидела мужчину. Худощавого, высокого, рыжеволосого. Иван! Обнять она его не могла, так как видела его в небольшой черной коробочке, которую держала в руках. Он что-то говорил, но так невнятно. Тогда Агния нажала на кнопочку, и его стало слышно. Агнесса даже подпрыгнула от радости! “ Не волнуйтесь, сестренка. Я здоров. Дорога тяжелая, длинная. Скоро вернусь.” – утешающе молвил Иван.
Наутро Агния рассказала свой радостный сон матери.
-Так что матушка, Вы не удручайтесь. Вернется наш Иван. А еще придет время, когда придумают эту коробочку из сна и люди смогут общаться даже на расстоянии! – восторженно молвила Агния.
-Придумают, придумают….
-Да. Только вот не скоро это еще будет. Ох, матушка! Жив наш Иван, жив! – не могла успокоиться Агнесса.
Авдотья Васильевна на радостях принялась печь любимые ватрушки Ивана. Агнии наказала позвать соседку, Марфу, дабы поделиться с той радостью. И вот, когда ватрушки уже красовались на обильном столе, закипел самовар, завязался уже привычный разговор.
-Ох, доченька, выдавать тебя замуж пора! А тебе все не тот, да не этот. – тревожно произнесла Авдотья.
-Матушка, довольно! – возмущенно буркнула Агния, сама того не ожидая.
-А что?! Правду мать твердит. Вот Федр, чем не пара? Крепок, здоров, да и род хорош. Зря ты, зря! Так и будешь в девках всю жизнь сидеть? – подхватила Марфа.
Агния как всегда поникла, замолкла, ибо так могло продолжаться весь вечер. Хлебнув чуть молока, удалилась в комнату. Она долго смотрела на яркие звезды через оконную раму, и горестно вздыхала:
”Я ночью темною томима.
Я здесь одна, я нелюдима.
И каждый вечер, стоя у окна,
Молю, чтоб ты нашел меня.
Я знаю: где-то бродишь ты,
И ты – не просто лишь мечты.
Ты тоже чувствуешь меня,
Ты жаждешь нашей встречи. Я
Я чую даже запах твой!
Ты где-то здесь. Но не со мной.
Подай же, Господи, мне знак!
Ну, как мне жить? Скажи! Ну как?
Вся жизнь моя – бесцветный сон.
Так долог и бессмыслен он…
Пошли же, Господи, мне свет!
Ведь без любви мне жизни нет…”
Утирая слезы, Агния подошла к зеркалу. Распустила косу, и сквозь слезы безразлично глядела в свое отражение. Уже пробила полночь, а она оставалась неподвижной. Прозрачные слезы, кажется, капали сами по себе. Лишь яркая вспышка света, где-то в глубине старинного зеркала, заставила ее очнуться. Вспышка ослепляла, и Агнесса хоть и прикрылась рукою, но сквозь пальцы пыталась разглядеть, что там впереди. И ее это ничуть не испугало, наоборот. Исчезло ее отражение, и вокруг не было ничего, кроме яркого, влекущего за собой, света. Она сделала шаг вперед и….
Анна Крупнова. | 
